Исповедь Султан-Галиева: «Татарская республика мыслила правильно: там нет склоки между русскими и татарскими работниками»

«Мне будут, конечно, возражать и указывать, что это привело к «пантюкризму»

Неправильным я считал и удаление т. Рыскулова и его группы из Туркестана. Я считал, что у него были ошибки, были «увлечения», но их можно было исправить другим путем. В основном он подходил правильно к разрешению Туркестанской проблемы: он рассматривал его как плацдарм нашего «наступления» на Восток. А без предоставления Туркестану элементарнейших основ государственности (Туркестанская коммунистическая партия, Туркестанская туземная Красная армия, самостоятельный государственный бюджет и т.д.) превращать его в таковой нельзя было. 

Мне будут, конечно, возражать и указывать, что это привело к "пантюкризму", к образованию Турана с тяготением и присоединением к нему остальных прилегающих тюркских территорий: Киргизии, Кашгарии, Хивы, Бухары, тюркских частей Афганистана и Персии. Но что же тут страшного с точки зрения интересов международной социальной революции? Это страшно для русского национализма, это страшно для западноевропейского капитализма. А для революции это не страшно, т.к. оно являлось одним из радикальных средств пробуждения к жизни колониального Востока, по крайней мере, той его части, где наиболее прочно свил себе гнездо английский империализм. Ведь нужно же было втянуть в орбиту международной социальной революции страны Востока. Да... Но как? Одними только обещаниями? Пустыми побрякушками? Нет..., а чем-то реальным, действительным. ...Советское самоопределение Туркестана, превращение его в более или менее самостоятельное советское государство с самым широким привлечением к этому трудящихся туркестанского туземного населения являлось в наших глазах одним из реальных и действительнейших средств нашего укрепления на Востоке и, следовательно, вовлечения его в орбиту начатой нами международной социальной революции. 

«Туркестанский хаос»

Рыскулова мы сняли. Поставили там "левых" товарищей. Начали, с одной стороны, "борьбу с колонизаторством" (т. Сафаров об этом больше кричал, чем боролся), а с другой - классовое расслоение туземцев, которое фактически превратилось в "классовое расслоение" туземных коммунистов, лишь задержав действительный, начавшийся при т. Рыскулове, процесс классового расслоения Туркестана. В результате мы привели в полное расстройство хозяйственную жизнь Туркестана, вычеркнув его тем самым на целый ряд лет из участия в общей хозяйственной жизни нашей республики как одну из ценных хозяйственных величин (хлопок), а с другой стороны, получили басмачество на нашей советской территории и сочувствие к нему отдельных стран Востока (а ведь могла быть обратная картина: мы могли видеть басмачество на чужой территории - в Афганском Туркестане, в прилегающих к нам частях Персии, в северных провинциях Индии, направленное против наших врагов). 

А во внутренней жизни Туркестана создался сумбур, в котором первое время не могла разобраться ни одна голова. Т. Томский оказался "русским шовинистом", т. Петере - "колонизатором". "Левые" оказались "правыми", "правые" - "левыми", "националисты" оказались "русскими колонизаторами", "интернационалисты" - "националистами". Конечно, в каждом хаосе можно найти организующее начало. Нашел его ЦеКа и в "Туркестанском хаосе". Туда обратно направлен т. Рыскулов. 

«Мы отвергали целесообразность «кавалерийских набегов и скачков» в национальном вопросе»

Я не буду говорить о наших ошибках на Северном Кавказе, в Закавказье, в Крыму и в отдельных национальных областях, так как это отняло бы очень много времени (да притом, было бы странным требовать, чтобы у нас совсем не было бы этих ошибок, - мы учимся на них), не буду я говорить также о том "настроении", которое царило после НЭПа в центре и на местах; как неправильное и извращенное отражение государственного капитализма ("капитализм есть мать империализма", "государственный капитализм рождает и государственный империализм" - так ХII-й партийный съезд точно и полно их [ошибки - Сост.] выявил, констатировавший усиление великорусского шовинизма и тенденции великогосударственности), но скажу лишь одно; усиление идей великодержавности, а отсюда - "ликвидаторских" течений в национальном вопросе я объяснял себе как результат недостаточной твердости линии ЦК в национальном вопросе в последнее время; мне казалось, что занятые "непосредственными" вопросами управления члены ЦК пропускали несколько "мимо" этот вопрос. 

- Значит, Вы были в оппозиции к ЦК, а в лице его ко всей нашей партии, а потому создали организацию, ведущую борьбу с ней? - спросят меня товарищи. - Нет..., - отвечу я им. Быть недовольным отдельными действиями ЦК или даже общим направлением его линии в тот или иной момент, в тот или иной период и в том или ином вопросе - это не значит еще быть к нему в оппозиции и организовать борьбу с ним. Мне скажут: - У вас была своя организация: вы группировали вокруг себя недовольных ЦеКа восточных работников, получали от них информацию и информировали их. Никакой такой "организации" у меня не было. Была группа товарищей, связанных со мной общей работой во время революции и разделявших мои взгляды на национальный и колониальный вопросы. Но мы никогда не считали себя отдельной от Коммунистической партии организацией и не ставили себе задач "борьбы с партией". 

Если мы и "боролись" за что-нибудь, то единственно за укрепление авторитета Советской власти и нашей партии в самых широких слоях восточных народностей и с так называемым ультра-левым течением в национальном вопросе, поскольку это течение лишь отталкивало и отдаляло от Советской власти и Коммунистической партии широкие слои населения отсталых национальностей. Мы думали, что это наш коммунистический долг и революционная обязанность, поскольку постановления VIII-го и Х-го съездов партии говорили о необходимости самого осторожного и вдумчивого отношения к интересам этих национальностей и всем своим смыслом и содержанием отвергали целесообразность "кавалерийских набегов и скачков" в национальном вопросе. 

«Были в оппозиции к Муллануру Вахитову за то, что тот не одобрил их поведения при сборе «контрибуций» с татарской «буржуазии»

И если мы сняли, допустим, в Татарской республике т. Саид-Галиева и заменили его тов. Мухтаровым и другими товарищами, то это было сделано всей партийной организацией Татреспублики в лице ее большинства, т.к. организация находила его работу в Татарии неправильной, склочной, отталкивающей от Советской власти татар. И весь ход развития партийной и советской работы Татреспублики показал, что организация Татарской республики мыслила тогда правильно: там нет сейчас "национальной" склоки, и между русскими и татарскими работниками существуют самые тесные товарищеские отношения, т.к. есть доверие друг к другу - это самое главное в работе. Да, были в Татаро-Башкирской организации нашей партии группы, которые нападали на нас, существуют они и сейчас. Но они возникли на почве неправильного понимания ими национального вопроса или на основе личных отношений ко мне и к другим, работавшим вместе со мной товарищам. Там нападали на меня в одно время (еще в 1918 году) казанские товарищи: Х.Юмагулов, Исмаил Рахматуллин, И.Галиев, Х.Гайнуллин, К.Каспранский, Исхак Рахматуллин и еще кое-кто. За что? За то, что я был «вахитовцем» и стоял за Татаро-Башкирскую республику. За то, что я не позволил им тогда нападать слишком рьяно на татаробашкирских левых эсеров: последние были с нами и я не хотел, чтобы они были оттолкнуты в стан контрреволюции. Еще за то, что они... были в оппозиции к Муллануру Вахитову за то, что тот не одобрил их поведения при сборе «контрибуций» с татарской «буржуазии» (товарищи хотели прикарманить часть этой контрибуции себе), а в этом вопросе я был солидарен с М. Вахитовым. 

Но что же стало с этими товарищами? Тов. Юмагулов признал впоследствии правильной мою позицию в национальном вопросе. Тов. Исмаил Рахматуллин оказался обыкновенным уголовным преступником (использовал свое положение в Казанском Губчека для личной наживы: брал взятки, приобрел дома, за что был приговорен к 20-ти годам заключения). Исх. Рахматуллин, Дулат-Али и К.Каспранский оказались правее меня в национальном вопросе: они покинули Башкирию и убежали с башкирскими комиссарами в 1920 году, причем И.Рахматуллин вернулся лишь через несколько месяцев, Дулат-Али был расстрелян, а К.Каспранский, говорят, скрывается где-то в Турции. И. Галиев оказался подпавшим под влияние (разлагающее) Исм. Рахматуллина (Уфимская история). 

«Напала на меня и требовала у меня объяснений, почему я формирую национальные части» 

В чем же они меня «обвиняли»? В «национализме»... Надо же было в чем-нибудь "обвинять". По преемственности эта роль перешла от них к т. Ялымову - заместителю председателя Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока 1-го состава, которого указанная выше группа товарищей выставила в качестве своего "лидера". Этот товарищ также «обвинял» меня в «националистическом уклоне» и строил свою карьеру на отрицании национального вопроса и «ликвидаторстве». Мы формировали мусульманские части для борьбы с чехословаками и Колчаком, а этот идиот (извините за выражение) поднимал вопрос и добивался ликвидации Центральной мусульманской военной коллегии. Мы говорили, что для успешности борьбы с контрреволюцией на Восточном фронте необходимо создать особую вспомогательную организацию - Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией среди мусульман и создали было ее, но Ялымов ее ликвидировал. Мы говорили о расширении деятельности Мусульманского (Татаро-Башкирского) комиссариата, а Ялымов добивался ее сокращения. 

Мы говорили о необходимости выделения турецких коммунистов в отдельную организацию для усиления работы среди турецких эмигрантов и военнопленных и для подготовки работы в Турции, но он действовал наоборот: т. М. Субхи, глава турецких коммунистов, не находил покоя от его постоянных преследований. Я, М. Субхи и тов. Фирдевс - это было "националистическое трио", какими нас рисовал Ялымов в ЦеКа перед т.Новгородцевой, а затем перед т. Стасовой. Ему действительно удалось настроить против меня тов. Стасову. Когда я осенью 1919 г. вернулся с Восточного фронта и вошел к тов. Стасовой с докладом по поводу восстания в Татарском запасном батальоне в Казани (это восстание явилось последствием непростительно пренебрежительного отношения к этому батальону со стороны русских товарищей, которым было вверено снабжение этой части всем необходимым), то она, вместо того, чтобы выслушать меня, разъяренно напала на меня и требовала у меня объяснений, почему я формирую национальные части. И вместо благодарности за свою неутомимую и преданную работу на колчаковском фронте я от тов. Стасовой (а ведь она была секретарем ЦеКа партии) получил безжалостно сказанного "националиста". Но если т. Ялымов гнушался мной, турецким коммунистом М. Субхи и И. Фирдевсом, то он не гнушался проводить дни и ночи и строить какие-то планы "работы на Востоке" в обществе "бывшей германской миссии в Афганистане" Баракатуллы, Р. Ибрагимова, Абдур Рабба и других. Какая же судьба постигла его в конце-концов? Во время партийной чистки в Туркестане он оказался в числе вычищенных, за что - я не знаю. Но т. Петере, я думаю, должен это знать. Удалился Ялымов, появились другие.