«Татарскую интеллигенцию вряд ли можно считать безродной»

Не было светских терминов

Татарская и башкирская культуры в XIX в. еще находились под сильным влиянием ислама, который определял ее содержание и форму в соответствии с учением Пророка. Это было характерно не только для татар и башкир, ибо, как пишут Жанин и Доминик Сурдель, «все религиозные или политико-религиозные движения в исламе неизбежно испытывали необходимость оправдывать свое учение или менее деликатным обращением к собственной интерпретации текста Откровения, используемого ими еще и в качестве базы для своих теорий…. Стиль Корана для мусульман не имел и не мог иметь подобия. Этот особый характер оставался единственным подлинным чудом, подтверждающим истинность религии Пророка... Коран действительно придавал особое качество избранному языку, который, став языком богослужения, что повышало его значимость, остался преимущественным средством общения новой цивилизации…». 

В татарской и башкирской культурах середины XIX в. отсутствовал соответствующий категориальный аппарат, который позволял бы осмысливать окружающий мир, общество и политику в светских терминах, подобных тем, которые использовались европейской политической мыслью: человек воспринимался преимущественно через свое вероисповедание, а основным понятием для обозначения общества у мусульманских, в том числе татарских авторов была «умма аль-ислам» – религиозная община.

Разница между «ватан» и «миллет»

Понятия, которые на рубеже XIX–XX вв. стали использовать для обозначения национальности и родины, имели тогда и иные значения. Слово «миллят», которое в современных татарском, персидском, турецком и арабском языках означает «нация», в то время означало различные религиозные группы, неканонические течения в исламе и «неверных». В турецком языке вплоть до конца XIX в. оно использовалось для обозначения религиозных и политических групп населения Османской империи. 

То же самое касается и слова «ватан», которое первоначально означало место рождения индивидуума, а потом приобрело значение «родина», от которого в языках мусульманских народов произошло слово, обозначающее патриотизм – араб. «ал-ватания», тат. «ватанчылык» (впрочем, в татарском языке сохраняются следы более раннего и узкого значения: «ватанчы» – «патриот» и «ватандаш» – земляк).

Кто был первый татарский историк

Статус новых социальных групп населения в XIX в. В том, что, несмотря на множество препятствий, татарское общество старалось модернизироваться, была заслуга интеллигенции, которая отчасти отличалась от своих аналогов в Центральной и Восточной Европе. Лиц с образованием, которое позволяло бы им считаться интеллигенцией, в Европе было немного. Достаточно сказать, что в 1804–1917 гг. ближайший, а значит и наиболее доступный татарам по финансовым причинам Казанский университет выпустил всего 20–30 специалистов татарской национальности. 

Даже татары, работавшие в государственных учреждениях и школах в качестве переводчиков и преподавателей восточных языков, часто не имели высшего образования европейского типа. Первоначально в этом кругу преобладали люди, окончившие традиционные мусульманские учебные заведения и работавшие учителями в мектебах и медресе. Ситуация изменилась только в 1876 г. с открытием учительской школы для «инородцев». На рубеже XIX–XX вв. татарская интеллигенция пополнилась журналистами, писателями, издателями и юристами.

Учитывая то, что часть ее имела исламское, а часть – европейское образование, ее сложно охарактеризовать по формальным признакам, поэтому целесообразнее использовать функциональный критерий, который, помимо определенного образования (оно не обязательно должно было быть европейского типа) и существования за счет умственного труда, делает акцент на ощущении интеллигенцией своей миссии, долге перед сородичами, или, по выражению Флориана Знанецкого, «культурном лидерстве». Первые интеллигенты, соответствующие этим критериям, появились на рубеже XVIII–XIX вв. В этой связи следует упомянуть преподавателей татарского языка в казанской гимназии теолога Абделькадыра Курсави (у автора скорее всего опечатка, Курсави звали Габденнасыр – ред.) и Ибрагима Халфина. Последний был не только языковедом и педагогом, но и первым в новое время татарским историком: в 1819 г. он опубликовал на татарском языке «Жизнь Чингисхана и Аксак-Тимура», в предисловии к которой призвал татар собирать погибающие старинные рукописи и памятники народной словесности. 

Кого следует считать первыми настоящими интеллигентами?

Несмотря на важную роль Халфина, Курсави и их современников для развития татарской культуры, их вряд ли можно назвать подлинными интеллигентами, – они скорее готовили почву для появления этой социальной группы. Вероятно, что первыми настоящими интеллигентами следует считать, в частности, Хусаина Фаизханова (1821–1866), Махаммед-Галея Махмудова (1824–1891), Шигабутдина Марджани (1818–1889), Габделькаюма Насыри (1825–1902), деятельность которых во многом определила облик татарского движения за модернизацию. 

Они в основном сосредотачивались на изучении истории, особенно Волжской Булгарии и Казанского ханства (Марджани), реформе образования (Фаизханов), европеизации и рационализации татарской культуры (Насыри). Они старались охватить публикациями на татарском языке самые широкие слои татарского общества, и в этом в качестве автора и издателя татарских календарей особо преуспел Каюм Насыри. 

Развитие культуры во второй половине XIX в. В середине XIX в. у интеллигенции появилось намного больше возможностей влиять на общество, поскольку с 1840 г. в Казани начали появляться частные татарские типографии, а в 1850-е гг. в этом городе ежегодно печаталось около 2 млн экземпляров изданий для мусульман. Конечно, в основном это была религиозная литература на арабском языке, но количество татарских публикаций росло. 

В 1883 г. у модернизаторов появился новый инструмент для продвижения своих идей – газета «Терджиман», первое в России мусульманское периодическое издание. Ее издавал в Крыму Исмаил-бей Гаспринский. В 1880-е гг. стали возникать первые новометодные школы, в которых применялись современные методики обучения и преподавались светские предметы: арифметика, география и татарский язык, а в медресе Иж-Бобья, находившемся в Вятской губернии, даже изучали французский язык. В последней четверти XIX в. появляются татарские библиотеки, в которых хранились книги татарских авторов на татарском языке, росло и число татарских школ. 

«Татарскую интеллигенцию вряд ли можно считать безродной» 

Движение за модернизацию («джадидизм»). Меры, предпринятые во второй половине XIX в. по модернизации татарской культуры и сокращению разрыва, отделяющего ее от европейской цивилизации, получили название «джадидизм» (араб. «аль-усул аль-джайд», т. е. «новый метод»). Истоки этого движения, охватившего почти всех российских мусульман, уходят в Крым, где Исмаил-бей Гаспринский издавал газету «Терджиман». Первое время джадидизм сосредотачивал свои усилия в основном на проблемах образования, но со временем занялся модернизацией всех сторон жизни мусульман России. Этот процесс шел одновременно с ростом численности буржуазии и интеллигенции, а также улучшением материального положения благодаря внедрению достижений современной цивилизации.

В качестве одного из условий возникновения неевропейских национализмов многие исследователи указывают на появление утратившей связи со своим народом интеллектуальной элиты, которая выступала посредником между Западом и Востоком. Однако, несмотря на резкие нападки со стороны консервативных кадимистов (араб. «ал-усул ал-кадим» – «старый метод»), татарскую интеллигенцию вряд ли можно считать безродной, ведь даже ее наиболее радикальные реформаторы почти всегда были людьми верующими, а религия оставалась важнейшим фактором интеграции татарского общества.

«Реформа мусульманского образования, но не секуляризация» 

Как отмечает Кедури, в XIX в. мусульмане не придавали конфликтам с европейцами политического оттенка. Колониальная экспансия была для них лишь элементом многовекового противостояния христианства и ислама. Войны, которые мусульмане вели с европейцами в Судане (восстание махдистов) или на Северном Кавказе, были борьбой именно мусульман, а не народов, и первые попытки реформирования мусульманских общностей в Османской империи и Северной Африке не предусматривали изменения статуса религии. В связи с этим поражения, понесенные последователями Пророка в этой борьбе, заставили мусульман задуматься об исламе как таковом.

В татарском обществе представления о модернизации изначально заключались, с одной стороны, в пересмотре привычного подхода к научной деятельности, особенно к богословию, отрицании права на собственное мнение, постулировании косметического характера перемен и невозможности поставить под сомнение роль религии, а с другой – с попытками внедрить в татарскую культуру такие новшества, как национальный язык, свободу истолкования Корана и обсуждения научных проблем, а также возможность использования иных, чем традиционный, методов научного исследования.

Поэтому джадидисты сосредоточились на реформировании мусульманского образования, но не на его секуляризации, а призывы Курсави и Марджани к интеллектуальной свободе ограничивались правом толковать Коран. Даже конфликт с русскими не изменил ситуации, поскольку он был в основном религиозным, а не языковым. Доминирующее положение религии в общественной жизни и отсутствие независимых интеллектуальных инструментов, позволяющих осмыслить социальные и политические проблемы, на первых порах позволяли избежать секуляризации и вынуждали искать новые решения в рамках старой парадигмы.

Продолжение следует