Участники встречи:
Марк Шишкин – экскурсовод, краевед, автор телеграм-канала «Царь казанский»
Кирилл Семенов – политолог, независимый эксперт в области ближневосточных конфликтов
Расул Тавдиряков – мусульманский блогер, автор телеграм-канала «Мулла из-за угла»
Данис Гараев – социолог, историк, Старший научный сотрудник Казанского отделения Федерального Центра психологических и междисциплинарных исследований.
Арслан Минвалеев – главный редактор проекта «Миллиард.Татар».
«Несмотря на инновации, в пространстве татарского ислама остается место и для консерватизма»
Арслан Минвалеев: В Татарстане принято считать, что здесь особая модель толерантного татарского ислама, которую можно применять для интеграции. С другой стороны, за татарским исламом закрепился стереотип, что он сельский. Хотелось бы узнать у экспертов. Состоялось ли феномен татарского ислам после развала СССР?
Данис Гараев: Сначала нужно разобраться в терминологии. Если мы говорим то, что это такое и как его экспортировать? Тут много вопросов. Я бы скорее акцентировал внимание в решении проблем мигрантов на татарстанский опыт. Но он не единственный. Есть другие примеры, где мусульмане с не мусульманами мирно сосуществуют рядом. У каждого региона своя история и особенности, которые некорректно транслировать на всех.
С любым определениям ислама сложно. Когда ты добавляешь к нему приставку: татарский, арабский, кавказский, либеральный и т.д. возникает бездонная дискуссия, как правильно определить эти термины. Мне, как родившемуся в Казани, проще и понятней говорить о кейсе ислама в Казани. Я понимаю, как он развивался, что за чем следовало.
У нас радикализация верующих присутствует в меньшей степени, на мой взгляд. Потому что в республике есть пространство, где светские институты и религиозность людей не конфликтуют между собой, а находят точки соприкосновения. Простой пример – бренд халяльной индустрии. Про мусульман в этом ключе все понятно, потому что у них есть запрос обеспечивать свою жизнь согласно канонам ислама. Есть и интерес частного бизнеса, которому выгодно зайти на новый, неизведанный рынок еды, финансов, моды и т.д. И есть интерес государства, которому важно получать дополнительный доход в казну и обеспечивать конфессиональное спокойствие. Можно по-разному на это смотреть, но факт остается фактом, что некоторые светские институты адаптируются мусульманами. Хуже, когда верующие отрицают любые формы современности и светских институтов, то есть отрицают их и замыкаются на в себе, в следствие чего начинается радикализация.
В Казани не происходит отказ от светских институтов. Просто люди хотят чуть-чуть их изменить под себя. И это нормально. Сейчас мусульманская индустрия вышла далеко за пределы обеспечения повседневных потребностей мусульман в еде и одежде. Есть модные и стильные халяль кафе и рестораны, дома моды, добавляющие в свою одежду мусульманские и татарские орнаменты, не нарушая правил шариата. В 2000-х и 1990-е у уммы были только забегаловки узбекской и таджикской кухни. Сейчас есть полноценные современные халяль-рестораны и кафе. То, что ислам постепенно входит в светское пространство – это очень круто.
Правильное взаимодействие между светскими и религиозными институтами – это одна из главных особенностей ислама у татар сейчас, если хотите называть его татарским исламом. У этих трендов при желании можно найти богословские истоки в дореволюционной традиции вспомним того же Мусу Бигиева. Важно подчеркнуть, что, несмотря на инновации, в пространстве татарского ислама остается место и для консерватизма. Можно много говорить об истории традиции, но я как социолог смотрю на то, что происходит здесь и сейчас, в современности. И сейчас именно эти тренды в сближении являются российской особенностью.
Расул Тавдиряков: Соглашусь, что наш татарский ислам отличается толерантностью по отношению к другим культурам и конфессиям. Это не возникло на пустом месте: у этих тенденций давняя история. Мы как-то с товарищем вовремя поездке размышляли над менталитетом татар и кавказцев. Кавказцы иногда говорят, что татары «жидкие». В конце разговора мы пришли к выводу, что татары хоть и «жидкие» но текут, а кавказцы – «камни» и на них можно опереться. В каждой ментальности есть какие-то свои особенности, и в них нужно искать только плюсы. Татарская толерантность как раз и позволяет нам говорить о мягком «татарском исламе».
Если мы говорим об адаптации ислама под запросы светского общества, то у меня есть конкретный кейс. У одного моего товарища есть несколько известных кафе узбекской кухни: там постоянно много народу. Однажды я спросил его: в чем секрет твоего успеха? Все просто: он адаптировал меню под вкусы местных жителей. Татары, кавказцы и русские не так любят жирное, как узбеки. В Узбекистане если еда не жирная, то она считается браком. В Татарстане все как-то притирается и адаптируется, и на это многие обращают внимание, приезжая к нам в Казань. Наш симбиоз культур создал определенную исламскую нишу, что меня очень радует.
Недавно меня пригласили в Ассоциацию малого бизнеса. Я не выбрал ассоциацию мусульман, потому что мне больше интересно работать со светской часть населения. Сотрудничество ислама и светского начала в Татарстане настолько тесно, что просто поражаешься. По работе мне часто приходится бывать в других регионах, и там есть поляризация общества на светское и религиозное. Порой даже доходит до конфликтов. А у нас этого нет и, надеюсь, не будет.
«Татарстанский контекст очень смягчает религиозную обстановку»
Данис Гараев: Вдогонку к этой истории. Однажды я брал интервью у одной русской девушки, принявший ислам. Она жила в одном из южных регионов России, а потом переехала в Татарстан. В своем регионе она жила рядом с мечетью и работала там в магазине, то есть жила, отгородившись от светского мира. В тот этап жизни у нее были достаточно жесткие черно-белые взгляды. Когда она переехала к нам и начала работать в мусульманском салоне красоты, у нее кардинально поменялось мировоззрение.
Для нее было открытие, когда к ним в салон пришла девушка, читающая намаз, но без платка. Для нее раньше такая комбинация была невозможна. Также на трансформацию ее взглядов повлияли и возможности для самореализации. Она как мусульманка может работать в ориентированных на мусульман салонах красоты, куда приходят не только мусульмане, как и в халяльные кафе приходят люди разных религий и взглядов, конечно. За чет этого она видит, что у нее есть сферы для самореализации, соблюдения своей религии, и при этом ее никто не дискриминирует. Как следствие, ее мышление меняется, и она уже не смотрит на девушку без платка, как на «кяфирку» или какую-то неправильную.
Татарстанский контекст очень смягчает религиозную обстановку. Включение религиозных направлений в светский контекст сильно смягчает взгляды. Если говорить о профилактики радикализма и экстремизма, то я считаю, что включение мусульманских сфер в светские институты очень полезно.
Марк Шишкин: Когда мы слышим словосочетание «татарский ислам» то сразу возникают два взаимоисключающих понятия. С одной стороны, мы со времен Гильома де Рубрука знаем, что булгары – «злейшие сарацины», и вся дореволюционная миссионерская экспертиза говорила о том, что татары последовательные, строгие, убежденные и даже «фанатичные» мусульмане. С другой стороны, сейчас татарский ислам воспринимается как что-то мягкое, светское. Почему так получилось, что мы имеем две разные характеристики, но под одним названием?
Исторических причин много, и процесс подобного расхождения можно увязать с положением исламской уммы в конце XIX и началом XX века, когда Османская империя шла к закату, распадалась, и параллельно шла европеизация исламских стран. У мусульман не было нефти и возможности реванша за счет демографии. А татары оказались в похожей ситуации значительно раньше. Они адаптировались и выстроили вокруг себя защитные барьеры и зацепки со светским обществом. Татарам удалось пройти этот этап, однако за XX век они все же утратили некоторые элементы своей религиозности.
Строгая религиозность и религия в лайт формате присутствуют во всех конфессиях, не только у мусульман. Мне принципиально важно видится вот что. Когда мы говорим о сосуществовании, о толерантности различных религиозных общин друг к другу, подразумевается то, что они должны взаимодействовать в лайт формате. Однако лайт формат не дает ответов на все вопросы. Религия, как раз, привлекает людей строгостью в соблюдении определенных правил, ответственным отношением к себе и к другим людям. Драйвер любой религии – это строгость. Даже если человек побыл жестким верующим какое-то количество лет, и потом начался процесс сглаживания, в основе все равно лежит – строгость. Это ядро.
Продуктивное и гармоничное сосуществование разных религий в обществе возможно только в том формате, где мы находим точки диалога не в мягкой форме религиозности, а в строгой. Мягкая форма не дает ответов на суть религии. Человек идет в религию не за легкостью, а за ограничениями и мобилизацией самого себя, чего он не получает в светской расслабленности. Если человек начинает следовать религиозным предписаниям, значит, он не получил счастья в светском образе жизни.
В Казани, кроме общего светского континуума, сформировалась нормальное и понимающее отношение, между строгими формами различных религий. Все знают, у кого и когда пост. Все с понимаем относятся к религиозным правилам, диктующим отношения к самому себе и с окружающим миром. Каждый понимает, что в любой религии есть мнения об иноверцах, которые могут не понравиться другим. Взаимопонимание в строгих формах, что мы разные, но нужно вести диалог, в Казани есть. Тот татарские ислам, где татары – «злейшие сарацины» вполне может находиться в диалоге, с убежденными христианами, которые живут на этой земле.
«Когда человек приходит к власти, он начинает продвигать одну версию исламу, которой сам подвержен, осуждая и отвергая другие формы»
Данис Гараев: Добавлю. Не помню, кто из классиков антропологии сказал это, но процитирую: «Настоящий диалог культур происходит только тогда, когда культуры друг-другу немного сопротивляются». Если они не будут сопротивляться, то рано или поздно одна религия или культура ассимилирует другую. Настоящий диалог культур возможен только в том случае, когда есть легкая точка напряжения: одни считают, что их религия истинная, и другие считают также. И это нормальное положение дел для религии. Но при этом мы просто признаем, что каждый имеет право на свою точку зрения. Это уже новый уровень.
Марк Шишкин: Я бы даже сказал, что если сводить мирное сосуществование религий к лайт религиозности, то теряется иммунитет к конфликтным ситуациям. Можно много и красиво рассуждать о мире, но рано или поздно происходит конфликт, отношения резко обостряются, а тот терминологический аппарат, на котором, авторитетно, с позиции религии, можно предостеречь от радикализации, так и не выработали.
Расул Тавдиряков: Тут как раз нужно найти золотую середину между толерантность и конфликтом цивилизаций. Если мы уйдем в крайность диалога религий и толерантность, то мы растворимся или придем к опыту Европы. Там же тоже все начиналось из благих побуждений, но сейчас толерантность там довела до того, что европейцы уже сами и нерады. Хочется отметить, что феномен конфликта цивилизаций почти не присущ мусульманам. Это навязано. То, что сегодня мы видим на Ближнем Востоке. так не было раньше. Я учился там. Там нормально, когда у мусульманина сосед христианами. Я жил в Египте, и моими соседями по лестничной площадке были христиане. Они жили вполне спокойно и не чувствовали себя притесненными или обделенными. Христиане и мусульмане веками жили на Ближнем Востоке, в мире. А сейчас нам навязывают ненависть между христианами и мусульманами и внутри мусульманского сообщества.
Сейчас я вижу тенденцию у татар лавировать между указанными выше крайностями. У нас, конечно, проводилась работа по радикализации в 1990-е годы, когда, по сути, ислама не было не то что в Татарстане, но и в России. К нам начали приезжать проповедники из-за рубежа, принесшие свое видение ислама, который был однобокий и черно-белый. Зарубежные миссионеры воспитывались в другой культуре и по-другому воспринимали мир. Именно из-за это в некоторых регионах России сложилось одностороннее понимание ислама. Миссионеры в Татарстане тоже повлияли на становление культурного диалога. К нам приезжали студенты и проповедники из Турции, Саудовской Аравии, Иордании, Марокко, Пакистана.
Наши студенты и богословы ездили обучаться в зарубежные исламские университеты, где присутствовали дискуссии и теологические спор. И на эту палитру в последующем наслоились наши собственные богословские центры и медресе, начавшие активно открываться в 1990-е. Нельзя скатываться в радикализм, крайний консерватизм и сектантство. К сожалению, у нас подобные тенденции иногда проскальзывают в Духовных управлениях. Когда человек приходит к власти, он начинает продвигать одну версию исламу, которой сам подвержен, осуждая и отвергая другие формы. Это не хорошо. Если мы говорим о толерантности в исламе, в первую очередь это должно касаться самих мусульман в отношении единоверцев.
«Татарский ислам, так или иначе, заканчивает формироваться после вхождения татар в Российское государство»
Кирилл Семенов: Говоря о татарском исламе и как его воспринимают со стороны, в первую очередь хотелось бы обратить внимание на его негативные аспекты с точки зрения мусульман. Здесь конечно слово «ислам» надо взять в кавычки. Когда я слежу за активностью в соцсетях в отношении татар-мусульман, часто прослеживается мотив, что татары – это как русские. Якобы у каждого русского есть знакомый татарин, который пьет водку, ест сало, но считает себя мусульманином. В информационном пространстве по сути сложилось такое мнение, что это нормально и так принято. Это такой негативный стереотип о татарском «исламе».
С другой стороны, есть и другая сторона, это касается того, что славянское население воспринимает татар как часть «русского мира», то есть как бы очень близких к русским, почти таких же, только мусульман. Есть житель Центральной Азии, Закавказья, мусульмане-граждане Северного Кавказа, а есть татары, которые как русские, но они мусульмане со своей культуры. Это очень распространенная точка зрения, когда речь заходит о религиозных дискуссиях или отношению к мигрантам. Российские граждане не-мусульмане лояльно относятся к верующим татарам, чем к другим последователям Пророка. То есть общине татар, наверное, было бы гораздо легче построить собственную татарскую мечеть. Здесь меньше просторов для конфликтов и споров.
Опять же, если мы говорим о татарском исламе, но уже в положительной коннотации мы апеллируем к опыту евроислама. У татар евроислам, но в хорошем значении. Не так, как в Старом Свете, где умме навязываются положения, противоречащие шариату или делают проводниками интересов западного глобализма. Тот евроислам, который есть у татар, имеет глубокие корни, начиная с Волжской Булгарии.
Эта страна сложилась на перекрестке Азии и Европы, Севера и Юга, на торговых путях между ними, впитав в себя многие элементы их культурных особенностей. Мне как раз недавно удалось посетить замечательную лекцию доктора исторических наук Искандера Измайлова, прошедшей в рамках лектория «Миллиард.Татар». Он прямо сказал, что у волжских булгар был строгий, если говорить современной терминологией «салафитский ислам». Это подтверждается тем, что не было найдено ни одного булгарского мавзолея, построенного до времен Золотой Орды. Не было суфизма, и они хоронили строго. И это тоже часть традиции татарского ислама.
Но есть и иное направление, представленное «мягким» исламом, корни которого появляются в период Золотой Орды. Это было видно даже по погребениям: делали курганы, под которыми покоятся воины в доспехах, но головой они ориентирован на киблу. Потом курганы заменяются мавзолеями, где опять лежит воин в амуниции, но опять же головой на киблу. То есть похоронный обряд не был столь строгим и наоборот учитывал бытовавшие доисламские традиции, медденно и постепенно их вытесняя. То есть на булгарский консервативный ислам наслаивается более плюралистский золотоордынский со своими различными исламскими группами и народами.
И, наконец, татарский ислам, так или иначе, заканчивает формироваться после вхождения татар в Российское государство. Поэтому о татарском исламе как о евроисламе можно говорить в хорошем смысле, потому что он формируется в контексте разных традиций, в том числе и европейских и это его важная особенность. Он прошел множество этапов, у него были различные представители и течения.
Приведу пример. Лекция Искандера Измайлова происходила в музее татарского просветителя Каюма Насыри. Он выступал за светский подход в исламе, призывал мулл изучать русский язык, преподавал, был проводником того, что можно назвать, русификацией, но при этом он оставался соблюдающим мусульманином, хотя читал намаз дома, а в мечеть не ходил. То есть ислам даже для условно светских татар всегда оставался ориентиром.
«Формирование татарской идентичности шло параллельно с процессами формирования русской идентичности»
Данис Гараев: Каюма Насыри не очень любили современники, потому что он преподавал татарский в духовной семинарии. Для чего нужен был татарский православным священникам в дореволюционное время? Понятное дело, для миссионерской деятельности.
Кирилл Семенов: Это одно из великих множеств проявлений плюрализма в исламе. Татарский ислам складывался в контексте Российской империи, а татары безусловно ближе русским, чем, допустим, славяне-мусульмане из той же Боснии. Это обусловлено исторически. Дело даже не в том, что сейчас мы фактически пользуем одним языком, а тем, что мы, татары и русские, складывались параллельно, проходя одни и те же этапы становления нации в рамках российского государства. Я убежден в том, что и русские мусульмане, оказавшись в татарской действительности, могут сохранять свою национальную идентичность. Если русский примет ислам на Северном Кавказе, то постепенно он начнет ассимилироваться. В Татарстане русский может сохранять свою идентичность, будучи мусульманином.
Арслан Минвалеев: Получается татарский ислам – это имперская традиция?
Кирилл Семенов: Нет. Татарский ислам был только сформирован внутри империи. Это позволило казанским татарам стать татарами в современном виде. Это важно учитывать из-за существования различных татарских групп, отличающихся по культуре, языку и религии. Татары – это европейский народ, окончательно оформившийся в Российской империи. Формирование татарской идентичности шло параллельно с процессами формирования русской идентичности. Как мы знаем, национальная идентичность не может стоять на одном месте: она постоянно развивается. Условно человек в Московском государстве ощущал себя одним образом при Петре I, по другому – при Александре III идентичность была совершенно иной.
Продолжение следует
Подготовил: Владислав Безменов