Дискурсы Ливонской войны: всё могло получиться, но не учли Польшу

Медовая дань

В 1550-е гг. в России набирают обороты крупномасштабные реформы всех сфер жизни, от экономики до управленческих структур. Для их проведения требовались деньги, и русское правительство ищет всевозможные пути для их извлечения. В 1554 г., после истечения 30-летнего перемирия, Московия предъявила Ливонскому Ордену требования уплаты так называемой «Юрьевской дани», упоминающийся в документах еще с 1463 г. Казус заключался в том, что каждый раз при заключении русско-литовского перемирия заключалось три договора: ливонско-новгородский, ливонско-псковский и дерптский епископа с Псковом.

Пункт о дани содержался только в последнем договоре, поэтому её выплата ливонцами саботировалась, а русские особо не настаивали. По ливонским источникам, изначально юрьевская дань была ничтожной: в пустоши, отделявшей Нейгауз от Пскова, местные крестьяне имели несколько сот пчельников. Между Дерптом и Псковом происходили постоянные стычки, кому брать дань с пасечников. Наконец договорились, что русские будут ежегодно получать по пять пудов меду. Потом вопрос о «медовом сборе» забылся и был в 1554 г. реанимирован Грозным, но в совершенно ином виде. Во-первых, он теперь звучал как вопрос о «десятине правой веры» и вместо Дерптской области распространялся на всю Ливонию. Во-вторых, вместо нескольких пудов меду Москва требовала по одной марке с каждого жителя плюс недоимки за все годы. В итоге набегала весьма внушительная денежная сумма.

Ливонская жадность как причина войны

В 1554 г. дипломаты Ивана IV заявили, что Ливония должна заплатить дань и возместить неплатежи за предыдущие годы. Всего Россия требовала 6000 марок (около 1000 дукатов). Для сравнения И.П. Шаскольский, считавший невыплату дани первопричиной войны, приводит такой факт: в 1558 г. при взятии Дерпта в доме только одного (!) дворянина Фабиана Тизенгаузена было конфисковано 80 тысяч талеров — в 13раз больше, чем требовалось собрать со всего населения для предотвращения войны! Но ливонцы платить не хотели и в 1554 г. подписали обязательства о сборе необходимой суммы только под недвусмысленной угрозой посольского дьяка И. М. Висковатого, что «царь сам пойдет за данью». Кроме того, Орден дал гарантии соблюдения прав православного населения на своей территории, обещал защищать православные церкви от угрозы их притеснения протестантами, согласился предоставить свободу судоходства русским судам по рекам и морскому побережью, свободу торговли для русских купцов. Им разрешалось основывать в ливонских городах свои кварталы («концы»).

В данных статьях соглашения не стоит видеть свидетельства того, что защита торговых интересов и есть подлинная причина войны, как это делают многие исследователи. Подобные пункты фигурировали во многих древнерусских международных соглашениях, начиная с договоров Руси с Византией 911 и 945 гг. — хороший князь всегда заботился о своих подданных за границей, а о купцах тем более. Первостепенное значение в договоре 1554 г. имело требование дани, поскольку различные торговые соглашения заключались с Орденом, Польшей, Литвой, Швецией и раньше. Проблемы такого рода часто фигурировали в международных договорах. А вот вопрос о подобном платеже ставился впервые.

Польская авантюра и ошибка Москвы 

Согласиться с законностью претензий России означало признать фактическое подчинение Ливонии московской короне (ведь страна, которая платит дань, находится в зависимости от своего господина). Поэтому переговоры 1554 г. привели к резкому обострению ситуации в регионе. Узнав о договоре 1554 г., Польша и Пруссия резко активизируют свои планы по захвату Ливонии. Последние были оформлены уже к 1552 г., но к их реализации еще не приступали. Теперь же откладывать было нельзя.

В августе 1554 г. составлен тайный польско-прусский меморандум, в котором излагалась концепция захвата Ливонии. В основу была положена модель присоединения Пруссии 1525 г. Польша должна воспользоваться тем, что Ливония напугана внезапными русскими угрозами и требованием выполнения давних обязательств, которые считались забытыми. Краков предложил Ордену покровительство и защиту от Москвы на условиях признания его вассалитета. Таким образом, в 1554 г. и Россия, и Польша ведут себя по отношению к Ливонии как своеобразные государства-рэкетиры: Москва пытается выколотить дань и внедриться в торговую инфраструктуру городов Ордена, а Краков навязывает свою «крышу» в обмен на утрату политической независимости. Однако русские дипломаты совершили ошибку: они сочли, что дело сделано, противник достаточно запуган, и на время перестали обращать внимание на ситуацию в Прибалтике. Королевство Польское времени не теряло.

Послы Сигизмунда проводят при европейских дворах широкие консультации по вопросу аннексии Ливонии. К июню 1555 г. решено было приступить к активным действиям. Коадъютором Рижской епископии, в помощь Вильгельму Гогенцоллерну, был послан Криштоф Мекленбурский. Криштоф занял этот пост 28 ноября 1555 г. Уже в январе 1556 г. Орден жалуется на его бесцеремонное вмешательство в свои внутренние дела. В Ливонии вспыхивает инспирированный Польшей мятеж, во главе которого стоял маршалек Кашпер Мюнстер при поддержке Вильгельма. 10 мая они обратились к Сигизмунду с официальной просьбой о польско-литовской военной интервенции. Краков получил повод для вторжения в Ливонию. Суверенитет Ливонского государства был спасен только благодаря решительным действиям коадъютора Вильгельма Фюрстенберга. Он, не колеблясь, применил против мятежников силу.

Ливонский гамбит 

28 июня 1556 г. рыцари осадили замок Кокенгаузен, центр восстания. «Пятая колонна» была разгромлена. Войска Сигизмунда, вышедшие к рубежам Ордена, ограничились громкими военными демонстрациями, но после подавления своих союзников приступить к прямой интервенции не решились. Летом 1557 г. 20-тысячная польско-литовская армия была сосредоточена у границ Ордена. Под угрозой вторжения ливонское правительство заявило, что готово к переговорам на любых условиях. В сентябре 1557 г. был подписан Позвольский мир, по которому признавалось право Сигизмунда вмешиваться в дела региона. Фактически это означало, что Ливония лишается самостоятельности во внешней политике. Позвольский мир открывал прямую дорогу к грядущей Ливонской войне: он грубо нарушал условия русско-ливонского соглашения 1554 г.

Отдавала ли польская дипломатия себе отчет, что её действия в 1555-57 гг. целенаправленно ведут к эскалации конфликта в Прибалтике? Ведь теперь ситуация имела только два варианта решения. Либо Россия «забывает» о договоре 1554 г. и делает вид, что у неё и не было никаких намерений в отношении Ливонии. Либо — в регионе вспыхивает война за сферы влияния между двумя государствами-рэкетирами. Думается, что, не исключая силовой вариант, Сигизмунд все же рассчитывал его избежать.

Москва думала о Крыме

В 1550-е гг. внешняя политика России определялась доктриной митрополита Макария. Согласно ей, первоочередным врагом России являлись мусульманские татарские ханства. В её русле были покорены Казанское (1552 г.) и Астраханское (1554-56 гг.) ханства. Около 1555 г. было принято официальное решение, что следующим после будет Крымское ханство. С 1556 г. русские войска стали наносить наступательные удары по его территории. Для завоевания Крыма «по казанскому образцу» сил еще не хватало, но сам факт, что впервые в истории русские войска действовали на территории черноморских улусов, производил на Бахчисарай весьма сильное впечатление.

Крым рассматривался русской дипломатией как форпост мусульманского мира, вассал Турции, общий враг для всех европейских государств. В борьбе с ним в Королевстве Польском и Великом княжестве Литовском Москва видела военно-политического партнера. Как отмечено Б. Н. Флорей, на эту мысль наталкивала и активная поддержка русских ударов по крымским улусам черкасским и киевским старостой Д. Вишневецким и днепровскими казаками. Сразу же после установления в 1554 г. протектората над Астраханью в Вильно был отправлен гонец Ф. Вокшерин. Он должен был провести консультации о возможности союза России и Литвы, чтобы «христианство от бесерменских рук отвселе освобождати». Эта же тема звучала и во время приезда в 1555 г. в Россию литовского посла Ю. Тышкевича. Поэтому у Сигизмунда были все основания надеяться, что Россия продолжит свое успешное наступление на восток и не будет из-за неудовлетворенных амбиций начинать военную кампанию на Западе. Ведь это означало бы либо губительную войну на два фронта, либо отказ от всех побед 1550-х гг. и резкую переориентацию внешнеполитического курса.

Источник: «AM IMPERIO» 
Автор: Александр Филюшкин