«Высунув голову из окна, уносимого волной дома, вплоть до самой своей гибели, продолжал читать зикр»

История раздела села

Справедливости ради, следует отметить, что отдельные представители клана Кильдияра во второй половине XIX века продолжали занимать значительное место в сельской мануфактурной промышленности. Это относится к ветви династии с фамилией «Пожаровы», ведущей свое начало с Мусы Назировича Хозясеитова, о котором мыговорили выше. Его внук Абдулбаки Абдулвалеевич Хозясеитов еще какое-то время пытался поддерживать авторитет своего рода. В 1872 году, будучи царевококшайским второй гильдии купцом, открыл кумачную мануфактуру в родной деревне на 41 станок, которая, по всей видимости, просуществовала совсем недолго. Фамилия «Пожаров», происходила, вероятно, от кушамата, связанного, в свою очередь, с каким-то происшествием в жизни семьи.

Официальное разделение села на две махалли, произошедшее в 1802 году, очевидно, зафиксировало глубокий кризис родовых отношений, начавшийся и уже неотвратимый процесс распада токымов. В первой соборной мечети прихожанами остались только потомки Котлымамета бин Янморзы, наиболее богатые представители ветви Бикмета бин Янморзы, одна семья из клана князей Маметевых, семья Пожаровых из рода Кильдияра Хозясеитова и ряд других, консолидировавшихся на основе общих деловых интересов, династийных браков, и, конечно же, определенном финансово-имущественном цензе.

Ко второй мечети относились остальные жители села, представлявшие все основные токымы Служилой Уры, восходившие к Ян-морзе, Ходаяру, Кильдияру Хозясеитовым, Килмамету Маметеву. Причем первая махалля считалась байской, купеческо-мещанской общиной, а вторая, по большей части, крестьянской. Хотя и в ней тоже проживали очень богатые семьи, состоявшие в «благородных» сословиях, но не нашедшие общего языка с Назир баем и его сыновьями. По численности, второй приход почти в два раза превышал первый. Поэтому, баланс между капиталами мусульман одной махали и численным большинством другой, также далеко не бедной, общины, являлся фактором непрекращающейся конкуренции, продолжающегося бесконечно долго, но совершенно бесплодного противостояния. Напряженность в отношениях стала постепенно спадать лишь полвека спустя, в период монополизма Мукмина Хозясеитова и выравнивания общего благосостояния жителей села.

Исламизация социальных институтов 

Интересно, что процесс исламизации общественных институтов, начавшийся по воле Оренбургского магометанского духовного собрания, выступил здесь в качестве эффективного оружия, безжалостно уничтожавшего, в угоду жестким капиталистическим реалиям, вековые основы, на которых строились родственные объединения. Так, под давлением огромных денег, рациональных интересов и стимулов, теряющие силу и единство токымы, начали уступать место мусульманским приходам, позволявшим объединяться людям одного круга, без особой оглядки на кровное родство и традиции.

В нашему случае можно вести речь о некоторой «шизофреничности» социальной ситуации в Служилой Уре, когда в сугубо капиталистической махалле деревни, роль имама, шариата и коллектива практически не имела значения. В ней доминировал фактически средневековый сюзерен, в лице сначала Назира Хозясеитова, а затем его сына Сулеймана и внука Мукмина.

Во втором приходе, куда входили в большинстве своем так называемые иганəчелəр или заригатчелəр («земледельцы»), напротив торжествовала коллективная воля, было высоким влияние хазрата, неуклонно соблюдались интересы всех фамилий села. Все это также являлось источником непрекращающихся противоречий, взаимных обвинений и вражды. Следует особо отметить, что духовное и общественное разложение происходило на фоне роста показной религиозности. В селе действовало два крупных медресе, в которых обучались сотни шакирдов из разных уголков татарского мира, здесь всегда служили самые образованные имамы и мударрисы, многочисленные мюриды и дервиши проводили свои бдения, богатые купцы не жалели средств на строительство мечетей.

Библейский» потоп или наказание за грехи

Этот драматичный диссонанс чувствовался каждым жителем села. Поэтому, когда 1 июня 1817 г. в Служилой Уре произошло стихийное бедствие с большим количеством погибших, многие расценили его как заслуженную божью кару. Речь идет о неожиданном и очень сильном ливне, вызвавшем выход из берегов близлежащих речек и спровоцировавшем затопление всей деревни. В народной памяти оно осталось как «су вакыйгасы» (водное происшествие), погубившее 82 человека, унесшее сильнейшим потоком большое количество имущества, жилых домов и общественных зданий.

Невиданное прежде и никогда более не повторявшееся событие, в относительно маловодной местности действительно представлялось мистическим, наводило на мысль о чьем-то проклятии. Ходили слухи о некоем дервише, который бродил по богатым дворам Уры и просил попить воды. Везде его грубо, с криком прогоняли и лишь одинокая, бедная старушка гостеприимно приняла суфия, выполнив его просьбу. Когда он покинул деревню, сразу же в светлом небе появилась большая туча, которая разразилась чудовищным дождем, вызвавшем наводнение, погубившее дома и людей, прогнавших со своего порога странствующего старика. Это, конечно же, легенда, но имеющая, безусловно, назидательное содержание, отражающая тогдашнюю народную оценку моральной атмосферы в сказочно разбогатевшей деревне.

Судя по двум вариациям баита, описывающим природную катастрофу, она произошла в пятницу, в послеобеденное время, начавшись во время намаза икенде и достигшая своего апогея во время намаза ахшам. Сильнейший ливень с крупным градом и ураганным ветром вывел из берегов речку Уру и все ее притоки, поднял трехметровую волну и погнал ее по узким улочкам аула. В мгновение ока поток снес множество домов, где находились ничего не подозревающие люди. Погибло много детей, разом утонули или осиротели целые семьи. В баите, в частности, говорится о мулле Габдельхалике, который, высунув голову из окна, уносимого волной дома, вплоть до самой своей гибели, продолжал читать зикр. Вместе с ним погибла и его жена, чье тело так и не нашли.

Последствия потопа

Огромный урон понесли и знаменитые фабриканты Уры, дети Назира Хозясеитова, домовладения и мануфактуры которых, находились в центре села, в низине, примыкавшей к реке. Очень сильно пострадало имущество одного из них – Мухамета (в других версии Мухмута). Постройки с его участка, в том числе фабричные строения и склады вместе с 10 работниками и прислугой, унесло далеко за пределы деревни, хотя сам он остался жив. То же самое произошло с мануфактурами его братьев – Хасана и Мусы. Сами они в это время находились по торговым делам в Семипалатинске. Последствия для местных предпринимателей были ужасающими. От самой Служилой Уры до деревни Коллар, на протяжении нескольких километров, в грязи лежала испорченная бумажная пряжа, предназначавшаяся для изготовления кумача.

Разбросанное в близлежащих полях имущество привлекло к себе много мародеров и воров, растаскавших до прихода хозяев, все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Впоследствии, жители Уры обратились на имя императора с просьбой, помочь в ликвидации последствий наводнения и компенсации материального ущерба. Так, Мухамет Хозясеитов потерял недвижимости и заводского сырья на 45000 рублей, а его брат Муса на 140000 рублей.

Менее всего пострадали мечети. Мужчины, находившиеся на намазе, уцелели, а вот их кони, ждавшие хозяев во дворе на привязи, были сметены внезапной волной. Затопило полностью одно из медресе, скорее всего, относившееся к махалле Хабибуллы ишана. В баите говорится, что мутный поток уносил Кораны, другие религиозные книги. Утонули несколько шакирдов.

Тела погибших людей, туши лошадей еще долгое время находили у аула Коллар и даже дальше, на берегу реки Ашит.

Свидетельство очевидцев

Губительное наводнение прогремело и в губернском масштабе. Газета «Казанские известия» посвятила ему специальную статью, представив подробную картину стихийного бедствия, которая, хотя и отличалась в деталях от народных преданий и баитов, но в целом свидетельствовала о глубоком драматизме произошедшего. Автор материала не говорил о мистике, но рассуждал о божественном провидении в виде обширного грозового фронта, шедшего с юга со стороны Симбирска, задевшего краем село Нижний Услон на правобережье Волги и ударившего всей своей мощью по Служилой Уре.

Вот, что писал современник: «Весна в нынешнем году открылась здесь несколько ранее в сравнении с прежними годами. С самого начала оной по 1-ое текущего июня стояла хорошая погода, которая прерываема была по временам дождями, и мы со всех сторон получали приятные известия, что как озимый, так и яровой хлеб подают сладкую надежду к изобильному урожаю. Но 1-го июня в 9-ть часов пополудни покрыло горизонт наш густое, сильно электрическое облако, пришешее с юго-запада, из которого в течение 3 часов лился крупный дождь при весьма сильном ветре и беспрерывном блеске молнии, громовыми ударами сопровождаемый. Честь села Нижние Услоны называемого, лежащего на правом берегу Волги в 10 или 12 верстах от Казани по прямой линии, сделалось жертвой грозы сей. В нем молния ударила в крышу одного дома, зажгла оную снизу – и двадцать два двора превратились в пепел. Благодарение Богу! Что ни один из жителей села не погиб при сем несчастном происшествии, что даже и скот весь спасен из пламени. Благодарение Богу! Что и город Казань много пострадавший от бывшего в 1815 году большого пожара, ни малого вреда не потерпел в сие время.

Но величайший ужас нанесло сие громовое облако деревне Уре, населенной зажиточными служилыми татарами, находящейся в Царевококшайском уезде, в 50 верстах от Казани, и очень известной своими кумачными фабриками. Здесь беспрестанно происходили громовые удары, лился чрезвычайно сильный дождь и полосою шел крупный град, которым во всех домах выбиты были стекла, а в огородах повреждены овощи. От дождя оного в ручье, протекащем по среди деревни Уры, в продолжении получаса столько скопилось воды, что она выступив из берегов образовала большую реку, которая имела глубины до 7 аршин (более 5 м. – прим. авт.), и с быстрым своим течением увлекла с собой строения, людей, скот и словом все, что только на ее пути встречалось».

Последствия новоднения

«Разрушенные водой строения, различное имение и другие легкие вещи снесло вниз верст на двадцать. Сие ужаснейшее явление природы продолжалось там до полуночи, в которую буря утихла и небо очистилось, а к рассвету и вода сбыла, оставив по себе следы горестнейшего опустошения. Из донесения Царевококшайского земского суда Казанскому губернскому правлению явствует, что при сем печальном и ужасном происшествии потонуло 15 человек, из коих 12 найдены, а прочие не отысканы; сверх того снеслось еще 12 человек; разнесено и неотыскано: кумачная фабрика в 1150 рублей, дом со всеми при нем службами в 1150 рублей, разных заведений при фабриках бывших на 7620 рублей, припасов и инструментов потребных к производству изделий на 26000 рублей, разных строений и служб к домам принадлежавшим на 11273 рубля, 70 копеек, разных товаров и кумачей на 45200 рублей, разных домашних вещей, экипажей и припасов на 8428 рублей, денег Государственными ассигнациями на 1520 рублей, различного другого имения на 8326 рублей, лошадей 11 оцененных в 2110 рублей, рогатого скота 63 головы на 1400 рублей, домашних птиц на 227 рублей, 3 мукомольных мельницы, оцененных в 405 рублей 30 копеек, запасной магазин с хлебом; у одного дома снесен корпус с места, поправление коего будет стоить не менее 3500 рублей; всего же убытку, по исчислению помянутым Земским судом учиненному, потерпела деревня Ура на 118.394 рубля…

Достопримечательно, что вскоре после описанной бури, настала здесь сырая, по летнему времени холодная, дождливая, совершенно подобная осенней погода…».

Восстановили за свой счет

Конечно, официальные данные об ущербе деревни несколько отличались от сведений, сохранившихся в народной памяти, в том числе и о количестве жертв. Напомним, что Ш.Марджани говорил о 82 погибших, а земский суд о 15 утонувших. Но здесь необходимо учитывать тяжелый шок населения, который возможно гипертрофировал число жертв и материальный урон. Официальная статистика также могла оперировать неверными цифрами, применяя собственные критерии финансовых потерь и попросту не зная о погибших работниках мануфактур или шакирдах медресе, временно проживавших в Служилой Уре. Но даже зафиксированную сумму убытков, властям компенсировать не пришлось. Пока информация о стихийном бедствии гуляла по высоким инстанциям: от казанского губернатора, до министра полиции и кабинета министров Российской империи, а затем обратно, выяснилось, что менее чем за полгода, жители Служилой Уры полностью и за свой счет восстановили разрушенное, не запросив у государства ни копейки. Только после настоятельного запроса казанского гражданского губернатора, в ноябре 1817 года, просьбу о пособии в 100 рублей на поправку дома попросил единственный из всего аула человек, крестьянин-бедняк Халит Абдрахимов.

Так или иначе, июньский потоп в ауле всеми сторонами: местными жителями, губернской общественностью, уездными органами управления, однозначно оценивался как катастрофический. В истории деревни он навсегда остался страшным символом расплаты за богатство, успех, жестокие распри и гордыню.

Продолжение следует

Автор: Салихов Радик Римович – директор института истории им.Ш.Марджани, доктор исторических наук.
Источник: Служилая Ура: рождение татарского капитализма.
Подготовил: Владислав Безменов.