Часть вторая здесь.
Часть третья здесь.
Часть четвертая здесь.
Часть пятая здесь.
Часть шестая здесь.
Часть седьмая здесь.
Часть восьмая здесь.
Сколько у татарских феодалов было зависимых?
Состояние производственных отношений в Казанском ханстве показывает, что основные средства производства находились в руках феодалов. В основе производственных отношений Казанского ханства лежали отношения собственности. В зависимости от характера феодальной собственности, здесь сложились определенные социальные отношения. В татарском феодальном обществе, основанном на частной феодальной собственности на средства производства, эти отношения были отношениями антагонизма, непримиримой классовой борьбы. Вся система производственных отношений – отношений собственности – выступала здесь как непосредственные отношения господства и зависимости. Говоря словами К. Маркса, «личная зависимость характеризует тут общественные отношения материального производства в такой же степени, как и иные, воздвигнутые на этой основе сферы жизни».
Поэтому непосредственный производитель в Казанском ханстве выступает как несвободный. Личная зависимость татарского крестьянина, «которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства», была необходимым условием феодальной формы эксплуатации в татарском феодальном обществе. В источниках встречаются интересные сведения о том, каким количеством зависимых людей обладали некоторые крупные казанские феодалы.
Автор «Истории о Казанском царстве» при описании бегства князя Чюры из Казани в Москву указывает: «Чюра ж, по времени собрався з женами своими, и з детьми – с ними же бе 500 служащих раб его, во оружиях одеянны…».
«Казанский летописец» упоминает также о князе Чапкуне, оставившем свою землю с зависимыми людьми в Казанском ханстве и переехавшем в Москву: «В то же время бе на Москве бегут Казанъский, варварин, князь Чапъкун именем сеи, оставив землю и страну отечества своего, в ней же родися и жительствова прежде, и дом, и жену, и чада своя, и вся пометну, еже имяше в Казани…». Летописец рассказывает также о желании Чапкуна «все взяти ему к Москве оттуду (из Казани – Ш.М.), подружие свое змииное и дети своя и рабы, оставльшия тамо имение избрати».
Кто такие «кешелэр»?
Не менее ценным и надежным источником, хотя и весьма скупым для характеристики степени зависимости крестьянского населения от татарского феодала, является ярлык Сахиб-Гирея.
В ярлыке упоминаются «кшиляр», то есть «люди»: من بعد بو مشاراليم الرغه يولالريندا و ايزالريندا سفرالريندا و حصرالريندا اولتورغان الريندا و تورغان الريندا كشى الرينه و قراالرينه يوكالرينه و جارواالرينه فردمن يآلفات و وجه من الوجوه دخل و تقارضى قلماسونالر «Мн бгд бу мшаралимларга юлларинда в узларинда сфрлэринда в хзларинда аултурганларинда в турганларинда кшларина [подчеркнуто Ш.Ф. Мухамедьяровым – ред.] в краларина юкларина в жаруларина фрдман илафат вужамн алужуа дхл в ткарз клмансунлар». То есть: «К названным лицам на дорогах, в жилищах, в пути, дома во всякое время: когда они сидят и когда встают, и их крестьянам, поместьям, возам и скоту не смеют пусть прикоснуться злые намерения и не вмешиваются злые поступки и действия ни одного человека».
По мнению переводчика, «кшиляр» обозначает людей, «которые являлись собственностью тарханов». Такого же мнения придерживается и М.Г. Худяков: «Ярлык Сахиб-Гирея действительно подтверждает существование в Казанском ханстве крепостных крестьян: тарханная грамота ставит под покровительство государственной власти «людей (киши), поля, возы и скот», принадлежащие тарханам. Кого же можно разуметь в данном случае под «людьми» (киши), как не крепостных, работавших на помещиков, почему они и поменованы наряду с полями, возами и стадами, принадлежавшими тарханам?».
По мнению другого историка, Н.Н. Фирсова, ярлык свидетельствует, что у «помещиков в Казанском ханстве были свои крестьяне». Эти мнения разделяются и новейшим историком Казанского ханства Н.Ф. Калининым: «… перечисление «людей» (киши) в ярлыке 1523 года, наряду с землями и прочим имуществом тарханов, заставляет видеть в этих людях, прежде всего, крепостных».
Социальные низы
Правда, Н.Ф. Калинин в другом месте оговаривается, что цитированная выше фраза из ярлыка относится к таким категориям лично зависимых от феодала людей, как то: крепостные, кабальные, рабы. В литературе высказывалось также мнение, что термин «кшиляр» обозначал не только крестьян-земледельцев, но и кочевое и охотничье население. Мне кажется, что трактовка М.Г. Худяковым и Н.Ф. Калининым «кшиляр» как полной собственности помещика не вполне правильна. Утверждение Н.Ф. Калинина о том, что «лично зависимые люди были полной собственностью владельца – он мог эксплуатировать их как угодно, распоряжаться их жизнью и смертью», противоречит указаниям классиков марксизма-ленинизма.
Возражая М.Г. Худякову и Н.Ф. Калинину по поводу термина «кшиляр», я не хочу тем самым отрицать наличие крепостных крестьян в Казанском ханстве. Однако под этим термином я понимаю не только крепостных крестьян, но все фактически зависимое от феодала население, степень зависимости различных групп этого населения могла быть различной. Попутно отмечу, вряд ли можно подразумевать среди этого населения кочевников, наличие которых вообще в такой земледельческой стране, как Казанское ханство, весьма сомнительно. Таким образом, термин «кшиляр» обозначает всю совокупность феодально зависимого населения, значительная часть которых была, очевидно, в крепостнической зависимости от своего феодала. Такая функция термина «кшиляр» восходит к руническим надписям орхоно-енисейских тюрок, относительно которых А.Н. Бернштам писал: «Так как знатные отмечаются особой терминологией är, alp и разными титулами и званиями, а для номенклатуры родства существует также особая терминология, то термином типа: qadaš, а особенно кiši, обозначались самые социальные низы». Именно такая функция термина «киши» имеет место в ярлыке Сахиб-Гирея.
Шариат, монголы и крепостничество
Рассматривая характер крепостнических отношений в Казанском ханстве, нельзя игнорировать специфику их складывания, как и во всех странах мусульманского Востока. Шариат – мусульманское право не признает личной зависимости одного мусульманина от другого. В Коране и в сборниках мусульманского права нет указания на возможность крепостного режима. Но фактически крепостнические отношения на Востоке складывались в эпоху феодализма, и значительная часть непосредственных производителей пребывала в зависимости от владельцев земли, так как основой отношения между эксплуатирующим и эксплуатируемым земледельческим классом могла быть только «… собственность феодала на средства производства и неполная собственность на работника производства, которого феодал уже не может убить, но которого он может продать, купить». Поэтому и прикрепление крестьян к земле получает на Востоке широкое распространение.
Рашид-ад-дин приводит ярлык хана из дома Хулагидов, Газан-хана, от 1304 г., подтверждающий право землевладельцев искать беглых крестьян в течение 30 лет. Это красноречивое свидетельство существования крепостной зависимости гласило: «Райятов (крестьян – Ш.М.) из разрушенных и находящихся в благосостоянии деревень, отданных им (военным – Ш.М.), если не минуло более 30 лет после их бегства, и если они не числятся в реестрах и писцовых книгах других вилайетов, пусть вернут обратно, у кого бы они не находились. А если (у военных – Ш.М.) обнаружатся крестьяне из других областей, то они должны вернуть их обратно. Ни в коем случае (военным – Ш.М.) не должно пускать на свои земельные владения крестьян из других вилайетов и местностей, хотя бы они были крестьянами из далеких областей, они не должны ни присваивать, ни никоим образом не собирать их, не покровительствовать им и не пускать их в свои владения и т.д.».
Личная зависимость населения от помещиков
По этому поводу И.П. Петрушевский в свое время писал: «Распространение монгольского взгляда на зависимых крестьян как на личную собственность господ нашло свое выражение в том, что крестьян-райятов (конечно иранцев, а не монголов) в монгольскую эпоху в Иране иногда (не официально, а в быту) приравнивали к рабам – смещение невозможное ранее в мусульманских странах». Мне кажется, что подобное явление наблюдалось не только в Золотой Орде, где монгольская власть в лице ханов и нойонов привыкла располагать не только имуществом, но и личностью своих подданных, а имело определенное место в Казанском ханстве.
Я убежден, что личная зависимость населения от помещиков являлась одним из основных признаков феодального строя Казанского ханства. «Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землею и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, «внеэкономическое принуждение»… Формы и степени этого принуждения могут быть самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина». В странах мусульманского права фактически существовавшие феодально-крепостнические отношения не могли найти себе достаточного оформления в законодательстве. Очевидно, то же самое было и в Казанском ханстве. Непосредственные производители в Казанском ханстве, считавшиеся юридически свободными, фактически находились в крепостной зависимости от феодалов.
Как называли татарского крестьянина?
Этим, вероятно, и объясняется тот факт, что практика не выработала специального татарского термина, полностью соответствующего русскому слову «крепостной крестьянин», хотя имеет сложившуюся терминологию, относящуюся к рабству. Для обозначения крестьянина в татарском языке употребляются такие термины, как اغا صاال» – сала ага», صاالغاى – «салагай»; ول َكشيسى ا» – аул кшиси» – сельский человек. Существуют также татарские термины для обозначения крестьянина, прямо указывающие на земледельческий характер его труда. К таким терминам относятся: صابانچى» – сабанче», от слова «сабан» – плуг; ايكنچى»-игнче», от слова «иген» – пашня.
Употребление терминов первой группы в эпоху Казанского ханства можно предполагать, так как ярлык Сахиб-Гирея знает и слово «сала» – деревня и слово «киши» – человек. Точно так же можно высказаться и за употребление терминов второй группы, так как эти термины зарегистрированы в золотоордынских источниках. «Сабанчи» упоминаются в ярлыке Тимур-Кутлуга, а «игинчи» в поэме «Хосров и Ширин» Кутба – сочинении ХIV в., отражающем быт золотоордынского двора. Трудно сейчас утверждать, какие смысловые оттенки могло иметь употребление того или иного термина в то время, так как в татарском языке позднейшего времени (XIX–XX вв.) все эти термины употреблялись в качестве синонимов.
Рабы в Золотой Орде
Анализ татарской терминологии, относящейся к рабству, подтверждает принятое ранее нами положение о формировании в Казанском ханстве понятия о крепостной зависимости из понятия рабства. Термины, обозначающие рабство, употребляются, как правило, и для обозначения крепостной зависимости. Причина этого кроется не только в специфических юридических нормах Казанского ханства, но и в самих социально-экономических факторах. Не следует забывать, что в хозяйстве татарского феодала применялся труд рабов. Но говорить в связи с этим о рабовладельческом типе производства, как самостоятельном типе производства, нет никаких оснований, так же как и нельзя сбрасывать со счетов труд рабов при оценке экономического строя Казанского ханства. Мне кажется, вполне применима к Казанскому ханству характеристика места и значения рабского труда, данная А. Ю. Якубовским по отношению к Золотой Орде: «Количество рабов в Орде было, несомненно, велико, но рабы эти не составляли ни в какой мере основы производства, по происхождению были главным образом из военнопленных, употреблялись во всех видах работ, как и всюду на Востоке, занимая немалое место в домашнем хозяйстве кочевых, полукочевых и оседлых феодалов. Редко рабы эти переживали в одной линии несколько поколений и – по большей части – если отец был рабом, то сын садился на землю, наделялся средствами производства и становился сабанчи или уртакчи».
«Значительное количество пленных не могло содержаться в городе Казани»
И действительно, крымские феодалы, составлявшие значительную часть казанской военной знати, «пакости многы содеваху украинам русским, пленующе и жгуще», широко использовали труд рабов в своих имениях, полученных от казанского хана.
«Казанский летописец» указывает, что при последнем вступлении в Казань русского ставленника хана Шигалея, было освобождено более 100 000 русских пленников: «… и взяв в Казани плен рускии мног, избравше за 30 лет, изо всея земля казанския, число более 100 000 мужи и жены, отрокы и девицы, и на Руси отпустеша». Никоновская летопись называет, правда, несколько иную цифру, но это большого значения не имеет.
Обращаю внимание на то, что столь значительное количество пленных не могло содержаться в городе Казани и проживало во владениях казанских феодалов, на что и указывает Никоновская летопись: «А полону христианьского вышло з горной стороны и из града Казани и ис Казанской стороны 60 000, написано в Свияжском городе, которым корм государев давали и вверх Волгою спровадили, оприч тех, которой полон по своим местом ис Казаньской земли пошел, Вятцкой и Пермской по своим местом, Устюжьской и Вологотцкой к своим местом, Муромской и Мещерьской, Галицкой и Костромской все по своим местом; кому куды ближе, туды и пошли…».
На проживание русских пленников в татарских деревнях указывает и следующее место Никоновской летописи в связи с освобождением полонянников из Казанского ханства: «… а сказывали государю, что полону Казанцы мало освобождают, куют и по ямом полон хоронят…». Значит, рабы в качестве рабочей силы в Казанском ханстве роли не играли. Значительная часть их продавалась, а оставшиеся в стране превращались в феодально зависимое население. По-видимому, это имел в виду С. Герберштейн, когда писал о рабах: «… принуждены служить рабами шесть лет подряд, по истечении которых они делаются свободными, но не могут удаляться ис страны». Характерное наблюдение, сделанное историками по отношению к Ногайской орде, о постепенном переходе раба-холопа в крепостное состояние имело место и в Казанском ханстве. «Из одной грамоты Ногайского мурзы, относящейся к 1629 году, сохранившейся как в татарском оригинале, так и в русском переводе, можно сделать вывод, что в ХVII веке ногайские холопы отличались от обычного холопа, не имеющего личной собственности: «И та ведомо было, – писал мурза, – моих двести лошадей да пятьдесят коней и у моих татар (в оригинале – улусных людей) и моих холопов (в оригинале – кул) три тысячи лошадей отгоняли». Из грамоты вытекает, что даже холопы имели скот. Очевидно, мы имеем дело с эволюцией холопа в крепостное состояние».
Источник фото на анонсе: bigenc.ru.
Художник С. П. Павлов. 1850–60-е гг.