Крыши Петербурга
Мы много общались с директором Эрмитажа Пиотровским по поводу открытия в Казани филиала. Дело было непростое, поскольку было такое количество требований, на которые надо было дать твердый ответ, что не верилось, возможно ли их выполнить. Они касались не только безопасности, но также влажности, освещения (не должно быть прямых солнечных лучей), расположения экспозиции и т.д. Многие города пытались заманить Эрмитаж к себе. Конечно, у Пиотровского был интерес, связанный с исламом - мы могли на эти выставки вытащить материал, который лежал мертвым грузом в запасниках. Нас интересовала также история татар с древнейших времен. Короче, работа началась. Казань выполнила все технические условия для сохранности экспонатов. Мне пришлось не раз побывать в Петербурге, и в одно из посещений Эрмитажа, Михаил Борисович повел меня на чердак. Меня это озадачило.
Чердак, как чердак, но там была выставка гравюр с видами Петербурга. Между балками стояли столы с легкими закусками. Меня вытащили к окнам, откуда были видны крыши города. Мы любовались этим видом, а я думал о том, что собственно происходит. Бомонд Петербурга собрался под крышей одного из лучших в мире музеев. Что это? Прикол? Зачем? В чем смысл?
Не знаю, прав я или нет, но мне показалось, что эти люди решили сработать на контрасте. Они видимо, устали от той красоты, которая их окружает с утра до вечера, в течение многих лет. Кругом одни шедевры, а тут просто обыкновенная крыша со столетними балками, через которые нужно перебираться, не спотыкаясь и наклонив голову, чтобы не расшибить лоб.
Мне это напомнило прогулку по Гааге с Шаймиевым. Город был вылизан до неприличия. Проходя мимо королевского дворца, я увидел кусочек земли, где росла обыкновенная крапива. От удивления я даже ее потрогал, не ошибаюсь ли? Действительно, была настоящая крапива. Но почему? Видимо, горожане устают от красоты, им нужно, чтобы где-то появился обыкновенный сорняк.
ХРОНИКА ЖИЗНЕННОГО ПУТИ
Татарская Слобода
Я родился и рос в Татарской Слободе. Родильный дом располагался в доме купца Апанаева.
Мы жили чуть подальше на той же ул. Тукаевской, напротив клуба Меховщиков. Сейчас там стоит пятиэтажка.
Воспоминания о тех днях весьма смутные. Квартиру толком не помню, в памяти осталась только лампочка Ильича. Меня удивляла длинная нить накаливания, которая светила слабо, но не сгорала.
Мой брат бегал на Кабан драться с мальчишками из Суконной слободы. В Казани была такая довольно жестокая забава - кулачные бои. Зимой на озере Кабан мерялись силами мужики Суконной Слободы и Татарской Слободы. О том, что там происходило я узнал позже из воспоминаний Федора Шаляпина: «Прекрасно на Кабане летом, но еще лучше зимою, когда мы катались на коньках по синему льду и когда по праздникам разыгрывались кулачные бои - забава тоже, говорят, нехорошая. Сходились с одной стороны мы, казанская русь, с другой - добродушные татары.
Начинали бой маленькие. Бывало, мчишься на коньках, вдруг, откуда ни возьмись, вылетает ловкий татарчонок: хлысь тебя по физиономии и с гиком мчится прочь. А ты прикладываешь снег к разбитому носу и беззлобно соображаешь:
- Погоди, кожаное рыло, я те покажу!
И, в свою очередь, колотишь зазевавшегося татарчонка...»
Кулачные бои остались в прошлом. В наше время их уже не было. Хорошо, что они в прошлом, но, видимо, драки заложены в человеческой натуре. В 80-е годы ХХ столетия появились бандитские группировки, и стало опасно ходить по улицам. Помню, на работе мне выдали газовый пистолет, очень похожий на настоящий пистолет Макарова. Я по вечерам брал его с собой. Не пригодился.
В Татарской слободе бегал трамвай с деревянными складными дверьми и шнурком у кондуктора для подачи сигнала водителю - кондуктор дергала за этот шнурок и у водителя звенел колокольчик, значит кто-то просит остановиться. Когда кондуктор дергал за шнурок два раза, это означало, что все вошли и расселись по местам. «Расселись» - это я красиво сказал. На самом деле протолкались и успокоились.
Мне этот трамвай напоминал поэму «Кисекбаш» Тукая, где Голова (Кисекбаш) катилась наперегонки с трамваем. Тот же стук колес и тот же перезвон. Казалось, вот-вот вместе с трамваем появится сама Голова, направляющаяся на Кабан и начнется сказочная история, ведь события поэмы происходили прямо под нашими окнами на ул. Тукаевской и на Кабане, где я провел детские, а затем и школьные годы.
Для меня все так знакомо, и старый трамвай, и Кабан, и завод Крестовниковых.
В старших классах я учился в школе №12 опять-таки на Кабане и ездил туда на таком же трамвае. Я выходил и ждал напротив дома, когда трамвай поравняется со мной, затем бежал рядом с ним и запрыгивал на ходу. Иногда там уже висели пассажиры гроздьями и приходилось искать за что уцепиться и куда поставить ногу. Не очень комфортно и небезопасно.
