Казанское ханство: как называли крепостных, полонянников и свободных людей

«Полоненики пахали пашню с татарскими и чувашскими смесь по полосам» 

Военнопленные – рабы, посаженные на землю – в Казанском ханстве становились такими же феодально зависимыми крестьянами, какими были местные татарские и другие крестьяне. А. Курбский указывает, что русские войска во время похода на Арскую землю незадолго до взятия Казани «своих древне заведенных многих от бусурман свободиша от многолетныя работы». Это указывает на широкое использование труда русских пленников в татарских феодальных имениях Заказанья. 

Интересные сведения о полонянниках, как крестьянах-земледельцах, содержатся в писцовой книге Свияжского уезда 1565–1567 гг. письма и меры В. Борисова и Д. А. Кикина, где «после всех поместных земель писаны земли полонянничные в татарских и чювашских селех и в деревнях, которые полонянники живут с татары и с чювашею вместе, а земли своих пашен и з бортных ухожьев полоненники дают оброк по воеводским и по дьячим грамотам».

Русские полонянники, будучи посажены на землю в имениях татарских феодалов рядом с татарскими и чувашскими крестьянами, входили с последними в близкое общение и вкладывали свою долю в качестве земледельцев в общее дело развития хозяйства Казанского ханства. Правда, трудно проследить в деталях, но нельзя отрицать то положительное влияние и вклад, который могли сделать и внести русские пленники, принося на Казанскую землю навыки земледельческого труда и ремесла. Насколько близко было хозяйственное общение полонянников с местным населением, красноречиво свидетельствует приводимая ниже пространная выписка из писцовых книг Свияжского уезда: «В Свияжском же уезде в татарских и чувашских селех и в деревнех живут полоненики с новокрещены и с татары и с чувашею вместе, а пашни свои полоняники пашут не в розделе с татарскими и чувашскими пашнями смесь по полосам. А государевы службы полоненики не служат, а дают своих пашен с земли и з бортных ухожьев оброк в Казани и в Сивяжском городе в государеву казну диаком по воеводским грамотам и по книгам. И в тех в татарских и чувашских селех и в деревнях не во многих полоненики во дворех по имяном и полоненичные пашни и сена писаны по скаске, выспрашивая полонеников и новокрещенов и татар и чуваш, а не мерили и от татарских и чувашских земель полоненичных пашен отмежевать было нельзя по тому, что полоненики пахали пашню с татарскими и чувашскими смесь по полосам, да и потому, что многия татаровя и чуваша в те поры были на государеве службе, а без них полонеником одним верити нельзя для ссоры и в поместья князем и детем боярским те полоненичные пашни все не разделены. А велено полонеником с тех их пашен з бортных ухожьев давати оброки в Свияжском городе во государеву казну диаком по оброчным грамотам и по книгам до государева указу». 

Завещание касимовского татарина-феодала Аликея-аталыка 

Не менее характерным является указание писца при описании пашни в деревне Нурдулатове о том, что жившие здесь в 1565–1567 гг. на бывшей земле хана Мухаммед Эмина полоненики «отцов своих имен хто, которого рода не помнят». Это место является прекрасным дополнением к сообщению «Казанского летописца»: «Не смеяху бо Казанцы многи Руси у себя держати мужеска полу, не обусурманенных держати, разве жен и детей малых, да не наполнится Русь в Казани». Сопоставление показаний этих двух источников наводит на мысль о том, что в Казанском ханстве имела место практика воспитания малолетних русских пленников в мусульмансной вере, которые по достижении совершеннолетия сажались на землю феодала в качестве зависимых крестьян. И, действительно, в деревне Салтыках, кроме татар и чувашей, упоминаются полоняники с татарскими именами Сабанчейко и Девлятьдейко. Отмеченный нами процесс перехода из рабского состояния в крестьянское крепостное состояние влек за собою и перенос терминологии рабства на крепостнические отношения. Для обозначения раба в татарском языке имеется термин «кол» – кул. 

На употребление этого термина в смысле крестьянин – крепостной крестьянин указывает характерное название одной деревни около города Малмыжа – Кулларово, то есть деревня, населенная посаженными на землю рабами. Употребление термина «кул» в значении крестьянин не только отмечается историками, но зарегистрировано и лингвистами. Лазарь Будагов в своем «Сравнительном словаре турецко-татарских наречий» для татарского слова قول» – кул» дает три русских термина: крестьянин, невольник и раб. 

Опубликованное В. В. Вельяминовым-Зерновым духовное завещание (نامه وسيات – васият-намэ) касимовского татарина-феодала Аликея-аталыка 1639 года дает возможность расширить наш круг представления о феодально-зависимом крестьянстве в татарском феодальном обществе. Исходя из признанной историками общности ряда социально-экономических институтов татарских ханств, я считаю возможным использовать некоторые выводы из этого документа, характеризующего отношения Касимовского ханства, также и для характеристики положения феодально-зависимых крестьян в Казанском ханстве. В. В. Вельяминов-Зернов еще до издания документа отметил его значение как источника по социально-экономической истории татар и писал о нем: «Сведения о внутреннем быте касимовских татар находим в одном акте, современном, уцелевшем до сих пор». По его мнению, это «единственный известный до сих пор старинный акт, писанный на Руси по-татарски».

«Ирина углы Курманай атлиг нимч чурам»

В завещании перечисляются категории лиц, завещаемых Аликеематалыком. Из завещания видно, что татарскому обществу был известен такой институт, как отпуск людей на волю посредством специальных грамот اذاد خطالري» азад хатлари» – вольные письма. Одну группу завещанных Аликеем-аталыком людей составляют крепостные из рабов. Сначала он бьет челом Фатима-султан бикем, доставшейся ему по наследству от УразМухаммеда Башмакова женщиной по имени Ай-Сулу. Затем перечисляются три человека: 1) Курманай, сын Иринеев, из немцев, купленный у жены Кутаная сына Ян-Булата; 2) Иванай, сын Иринеев, из немцев, купленный у той же жены Кутаная; 3) Курман-би, женщина-немка, купленная у Утямиша сына Бурнаева. Эти три человека называются автором завещания полоняниками(ясырями) бу тки Имди «ايمدى تقى بو ميراث بركان يسيرالريميزدين باشقه  мирас брган исирларимиздан башка», то есть «о прочих моих людях, которые выше в счет завещанных мною полонных людей не вошли, приказываю…». Кроме того, каждое из указанных трех лиц при перечислении называется جورا – чуpa. Например: َتليغ نيمج جورام ايرينه اوغلى قورماناى ا «Ирина углы Курманай атлиг нимч чурам». Затем в завещании речь идет о предоставлении вольной крепостным крестьянам: Япушу и Дауляшу. 

По мнению В. В. Вельяминова-Зернова, Япуш был дворовым, так переводит он слово آيالمال» – аиламал», относящееся к Япушу. Не считая возможным пока высказать какие-либо иные соображения по этому поводу, ограничусь только приведением татарского текста, относящегося к Япушу اوزميزنينك آيالمال حقٮميز آنديراى اوعلى ياپش اتليغ جورامنى «Узумизнин аиламал хкимиз Андирай углы Япуш атлыг чурамни». Обращаю внимание, что Япуш и Дауляш также называются «чура». На волю отпускается также крепостной из пленных поляков Тимошка, называемый يان جورا50 – «пан-чура». Аликей-аталик подтверждает вольную, данную матерью завещателя женщине Илик. Не могу не обратить внимания на формулу, четкое и выразительное построение которой не вызывает у меня сомнения в ее традиционности и возможности применения в Казанском ханстве: تورت آنى قبله يانى» – ани турт яни кбла», то есть «ему на четыре стороны кибла – дорога ему открыта на все стороны». َدمدور َندا بارسون اوز ايركى برالن ايركل قايدا سويسا ا ى ا «Кайда суиса анда барсун уз ирки брлан иркли адмдур»52, то есть «куда хочет, пусть туда и идет по своей воле. Волный он человек». 

«Чура» и «азад адам»

Интересна фраза, заключающая приведенную нами в изложении часть завещания. َذاد ايتكان تقى اوزكا اركين چوراالريميزدان تقى اول ميراث ايتكان تقى ا اوزكا اوزميزدان سونك قاال تورعان مال تيرلى كيميزنينك حسابى بو ترور «Тки ул мирас иткэн (1) тки азад иткэн (2) тки узгэ иркин (3) чураларимиздан узгэ узумиздан сунн кала турган мал тирли кимизнинн хсаби бу трур»53, что в переводе на русский язык означает: «Затем, сверх вышепоименованных людей, мною завещаны (1), отпущенных на волю (2) или без того уже вольных (3), должно после меня остаться всякого имения и добра вот столько:…». Таким образом, из этого завещания мы видим четкое различение и противопоставление крепостных людей – «чура» – свободным лицам – «азад адам». Крепостных людей татарский феодал мог, как мы видим, покупать, продавать и завещать по наследству. Он имел на него право неполной собственности, так как не мог убить его. Из документа можно сделать также вывод о наделении феодалом крепостного средствами производства. О крепостном Тимошке автор завещания говорит: اوزى صوحاالى تورغان آالشانى ا َنكار بريب «Узи сухали турган алашани ангар бриб», то есть «отдав ему лошадь, которой он пашет». Крепостного Иваная завещатель наделяет домом: صالداغى اولوغ اورتومنى ا َغار برسونالر «Сладаги улуг юртумни агар брсунлар», то есть «пусть отдадут ему мой большой дом в деревне». 

В другом опубликованном В. В. Вельяминовым-Зерновым завещании Кишь-бика-бикачи, супруги какого-то Алла-Кули-имильдаша, сына СултанКули-имильдаша встречается весьма характерная фраза об объеме обязанностей крепостных крестьян по отношению к своему феодалу, которую я позволю себе процитировать: «Бурунгулаин ук бакснлар, курсунлар, хзмэтиндэ юруб хрнага эшен эшлэсунлар», то есть «по прежнему внимать ему (наследнику – Ш.М.), служить ему и всякие дела делать». Если термины «кул» и «чура» имели сравнительно широкое распространение в татарском феодальном обществе и служили для обозначения крепостного крестьянства, то персидский термин بنده» – бндэ», также служивший для обозначения раба, не получил такого распространения и никогда не употреблялся по отношению к крепостным. 

«Основным непосредственным производителем в Казанском ханстве был не раб, а крепостной»

В качестве примера употребления этого термина сошлюсь на «Джами-ат Таварих» Кадыр Гали бия, где имеется такая фраза: بنده الرنى توسناقدين الين ازاد قيلدى – «Бндэлэрни туснакдан алиб азад килди», что в русском переводе В. В. Вельяминова-Зернова означает: «при этом же случае отпустил на волю многих полонянников». Перевод В. В. Вельяминова-Зернова неточен. В татарском тексте речь идет об освобождении «бндэ» от «туснакдан». К сожалению, в нашем распоряжении еще не имеется татарского материала для вскрытия содержания термина «туснак». Также трудно сказать – употреблялся ли этот термин в том же смысле, как и позднее в башкирских документах XVII– XVIII вв. 

Таким образом, основным непосредственным производителем в Казанском ханстве был не раб, а крепостной. К этому непосредственному производителю Казанского ханства вполне применимо данное выдающимся исследователем истории руcского крестьянства Б. Д. Грековым определение крестьянина «как непосредственного производителя, владеющего собственными средствами производства, необходимыми для реализации его труда и для производства средств его существования, самостоятельно ведущего свое земледелие, как и связанную с ним деревенско-домашнюю промышленность в противоположность рабу, работающему при помощи господских средств производства не самостоятельно, не на себя, а на своего господина». Существование крепостнических отношений в Казанском ханстве отрицать нельзя. 

«Джиен» как община

Прикрепление крестьян к земле и личная зависимость от помещика не могли не иметь места в Казанском ханстве. Под понятие крепостного крестьянства в Казанском ханстве могут быть подведены непосредственные производители, к которым могут быть применимы три следующих признака: 1) наделение крестьянина средствами производства вообще и землей в частности; 2) его прикрепление к земле; 3) личная зависимость крестьянина от помещика. 

Такими производителями в Казанском ханстве были: 1) непосредственные производители – местные крестьяне, наделенные землей и средствами производства на землях феодалов; 2) полонянники – рабы, посаженные на землю феодалов. За пределами понятия крепостного крестьянства в Казанском ханстве были: 1) дворовые люди, лишенные всяких средств производства и находившиеся на положении рабов; в существовании таких лиц не приходится сомневаться; 2) свободные собственники – крестьяне. Такие свободные крестьяне-собственники жили общинами, состоящими из нескольких поселков. Все крестьянское население Казанского ханства подразделялось на десятки таких общин. 

По мнению авторов «Истории Татарской АССР», «подобные общины представляли пережиток более древних социальных отношений – патриархального родства». Татарские общины назывались «джиенами». В каждой общине, объединенной джиеном, имелся определенный центр, именем которого она и называлась (например, «Ашитджиен» и др.). Население поселков, входивших в общину, в определенное время собиралось для решения общих дел на специальные съезды, которые назывались джиенами (последние получили позднее характер национальных праздников)». Фактически джиены все более и более подпадали под влияние татарских феодалов, свободные общинники постепенно закрепощались и становились настоящими крепостными крестьянами. 

Источник фото на анонсе: perunica.ru