Рафаэль Хакимов: «Скиталец Тукай смог найти успокоение только в будущей жизни, став символом нации»

 
Токай

В среде писателей не только инакомыслие, но и пьянство было обычным делом. Отец открыто осуждал эти традиции, но не отказывался от бокала сухого хорошего вина. Хорошее или плохое вино он определял моментально, ему достаточно было пригубить. На даче в погребе я держал про запас пару бутылок венгерского вина под названием «Токай». По воскресеньям после бани, он просил меня достать бутылку со словами:

- Давай откроем Тукая.

Я лез в погреб и доставал оттуда запотевшую прохладную бутылку. У меня на примете был магазин, куда привозили венгерские и румынские вина. Если не было «Токайского», то я брал «Болеро». Оно было с естественной газацией, типа Шампанского. Вроде мелочь, но она скрашивала наши будни .

Имя Тукая вплывало по всякому поводу и без повода, поскольку отец жил с этим. Он свое творчество начал с поэмы о Тукае. В конце жизни он написал одно из лучших своих произведений - поэму «Сороковой номер». На встречах с читателями он часто читал отрывок из этой поэмы.

Великие уходят... Вслед за ними,
Как звезды, новые восходят имена...
Народ мой, береги сынов - и ныне,
И впредь - в нелегкие, крутые времена...
Тукай - язык мой. Равного не знаю.
Он - школа, свет, когда вокруг темно.
К своим истокам, родина, к Тукаю,
Я верю, ты вернешься все равно.
И помни, помни: есть на свете «Булгар»,
Трагический, как жизнь, сороковой...
В том номере - душа... Тукай не умер!
Сходи - он сам поговорит с тобой.
Спеши к Тукаю, молодое поколенье,
Укрась цветами стройный пьедестал!
«Родной язык» - его стихотворенье,
Его завет - народным гимном стал!
Бессмертно, как народ, родное слово.
Звучать ему и в праздник, и в беду.
Бежит, струится нить дороги новой.
А годы вдаль зовут. И я иду…

На татарском языке эти строки звучат гораздо пронзительнее, как завещание молодому поколению.

Сороковой номер

Жизнь отца прошла под знаком Тукая. Он свое творчество начинал с поэмы «Пара гнедых». О нем говорили, что Сибгат Хаким въехал в татарскую поэзия на «Паре гнедых». У него вышло много сборников стихов на татарском, еще больше на русском языке - в Москве его часто переиздавали, и всегда появлялись стихи о Тукае. Поэму «Сороковой номер» он считал лучшей из написанного.

Сороковой номер - это комната в номерах гостиницы «Булгар», где Тукай постоянно останавливался и жил подолгу. Там собирался весь цвет татарского мира, сгусток интеллектуалов, сумевших в условиях столыпинского режима, вопреки бесчисленным доносам имамов, при поддержке честных предпринимателей трансформировать средневековый народ в цивилизованную нацию. В Казани нет такого второго дома с такой концентрацией имен и исторических начинаний. И среди всех самым знаменитым был Тукай. Короче, это святое место. Если попытаться отыскать некий символ подъема татарской культуры в конце XIX - начале XX веков, то это без сомнения «номера Булгар».

Мне хотелось увидеть гостиницу «Булгар» изнутри. Однажды я заглянул туда, просто ходил по коридорам, впитывая живительные впечатления. Озабоченный судьбой этого здания, я написал М. Шаймиеву докладную, предлагая в этом здании создать музей татарской истории и культуры Нового времени. В таком музее за полчаса можно было бы все узнать о татарах ХХ века …

М. Шаймиев согласился со мной, но не прошло и недели, как горстка чиновников и рвачей-предпринимателей под покровом ночи, без свидетелей, как разбойники, снесли святыню татарской культуры. Они задели самые тонкие струны татарской души тупым бульдозером. После сноса «номеров Булгар» запротестовала анемичная татарская интеллигенция, начали оправдываться разрушители-строители, заверещали чиновники, причастные к сносу номеров «Булгар», мол, это была рухлядь, восстановим, как было. Восстановили и распродали ... в виде квартир. Деньги оказались сильнее духовности. Зачем татарскому народу такие предприниматели?! Они не только грабят простой народ, но и отнимают его душу. Тукая всю жизнь продавали и предавали. И даже после смерти его преследует та же участь. Тукай не вписывался в образ жизни шабашников.

Есть разница между подлинником и копией. Те же богатенькие, кто решил заработать на сносе здания, никогда не купят копию знаменитой картины. Они же вкладывают свои деньги в непреходящую ценность! Точ - но также «номера Булгар» были непреходящей ценностью. Не своей архитектурой, а той громадной историей, которой судьба одарила эти гостиничные номера.

Старотатарская слобода - уникальное место. Там творилась вся современная татарская история. Что ни дом, то тема для романа. Выдающиеся татарские поэты, писатели, реформаторы ислама, общественные деятели, политики воспитывались в деревне и лишь потом съезжались в Казань в Старотатарскую слободу.

Вечный скиталец

Тукай всю сознательную жизнь провел в гостиничных номерах, где даже дверь не запирал, к нему заходили и постоянно уносили чернильницу или личные вещи. Он ощущал себя на родной земле скитальцем, поэтому его саз звучал надломлено - «уйнар гариб сазым минем». Лейтмотивом через его творчество проходила одна мысль: «Продали!» - продали в детстве прямо на базаре, затем издатели, друзья, муллы.

Сколько я ни тосковал бы в рощах родины моей,
Все деревья там увяли, жизни в них нельзя вдохнуть.
Мать моя лежит в могиле. О страдалица моя,
Миру чуждому зачем ты человека родила?
С той поры, как мы расстались, стража грозная любви
Сына твоего от двери каждой яростно гнала.

(Перевод А.Ахматовой)

Рощи родины, деревья, которые увяли напоминают о доисламских символах. Разочарованный жизнью поэт мыслями оказывается в другом мире, более архаичном, чем настоящий, поэтому он стремится к истокам
-к земле, матери, к ее могиле. Трагическая судьба Тукая, разочарования привели к тому, что его любовь к женщинам не удерживает в этом мире, он не видит смысла в продолжении рода, он потерял опору, поэтому его воля к жизни замещается волей к смерти. Он обращается к матери:

Всех сердец теплей и мягче надмогильный камень твой.
Самой сладостной и горькой омочу его слезой.

Как надмогильный камень может быть теплым? Значит, он символизирует все самое дорогое - твои корни, твой народ, которому ты отдал все творчество и саму жизнь:

Когда же, скажи мне, мой бедный народ,
Весна твоя, день твой цветущий придет!
Тогда ли, когда я умру и потом,
Быть может, воскресну, но в мире ином?!

Скиталец Тукай смог найти успокоение только в будущей жизни, став символом нации.

Тема Тукая неисчерпаема. Тукай вечен, поскольку стоял у истоков современной поэзии, формировал самосознание татар как нации. Именно тогда татары из средневекового народа трансформировались в современную (европейского типа) нацию. Он - глашатай этой метаморфозы.

600 строк. 

В студенческие годы я увлекался не только поэтами серебряного века, французской поэзий, но также перечитал всех татарских поэтов.

В свое время Сагит Рамиев, Дэрдменд и Тукай считались равно значимыми поэтами. Сегодня Сагита Рамиева знает только узкий круг интеллигенции, хотя Тукай в Казань приехал, покоренный поэзией Рамиева. При жизни не было тотального почитания Тукая, как сегодня. Со смертью Тукая, в день его похорон народ вдруг понял, кого он потерял. Со временем значимость Тукая только росла, не случайно ему памятники ставят во многих странах мира.

В советское время утонченный поэт Дэрдменд (псевдоним, который можно перевести как «печальный», «страдающий», «ищущий») не был популярен. Сказывалось его социальное положение золотопромышленника. На него один известный литературовед написал донос в Обком КПСС, и его собирались запретить. Помню, отец взял том лучших советских поэтов, включая Дэрдмэнда, изданный в Москве, и пошел в Обком. Вернувшись, он обронил одну фразу: «Отстоял».

Я часто возвращаюсь к поэзии Дэрдмэнда. Попытки перевести его на русский язык оказались неудачными. Даже переводы Равиля Бухараева не отражают всю музыку и символику стихов поэта. Порой Дэрдмэнд в одной строфе использует три синонима, а в русском языке, несмотря на все его богатство, именно этих слов может и не быть.

Для меня поучительным является и другое. Дэрдмэнд написал всего 600 строк и стал классиком татарской поэзии.

Фото на анонсе: © Рамиль Гали / «Татар-информ»