«Прежде всего, они захватили штурмом город Булгар, который на весь мир славился крепостью своих стен и обилием запасов»

[XXXIX]
О завоевании Булгара и земель ясов и руссов

Когда Каан во второй раз собрал великий курилтай, они все вместе думали, как истребить и подчинить себе всех непокорных, которые еще оставались; и было решено захватить земли булгар, и ясов, и русов, которые граничили с владениями Бату; ибо, вводимые в заблуждение обширности своей территории, они не покорились окончательно. Тогда он назначил нескольких царевичей помо¬гать и оказывать содействие Бату, а именно Менгу-каана и его брата Бочека; своих собственных сыновей Гуюк-хана и Кадагана; из других царевичей - Колгена, Бури и Байдара; братьев Бату, Хорду и Тангута; и еще несколько царевичей, а также Субутай-бахадура из числа высших военачальников. Царевичи разъехались каждый в свою ставку, чтобы подготовить свои войска и армии; и весной каждый из них выступил из своей собственной земли и поспешил завершить это дело. Они сошлись все вместе в землях булгар. От множества их войск земля стонала и гудела, и даже дикие звери столбенели от шума их полчищ. Прежде всего, они захватили штурмом город Булгар, который на весь мир славился крепостью своих стен и обилием запасов; и как предостережение другим они убили жителей или увели их в плен. А оттуда они направились в землю русов, и захватили всю ту страну до самого города Магаса, жители которого были так же многочисленны, как муравьи или саранча, и вокруг которого росли такие леса и чащи, что сквозь них не могла проползти даже змея. Все царевичи остановились в окрестностях города, и с каждой стороны они проложили дороги, такие широкие, что по ним могли проехать в ряд три или четыре телеги. И напротив городских стен они установили катапульты и через несколько дней не оставили от города ничего, кроме его тезок, и захватили богатую добычу. И они приказали отрезать у каждого из жителей правое ухо, и набралось двести семьдесят тысяч ушей. И оттуда царевичи повернули домой.

[XL]
О конниках келеров и башгирдов

Когда русы, кифчаки и аланы были уничтожены, Бату решил приступить к истреблению келеров и башгирдов, которые есть многочисленные народы, исповедующие христианство и, как говорят, граничат с землей франков. С этим намерением он собрал свои войска и выступил на следующий год. А те люди были самонадеянны от своей многочисленности, мощи своей власти и силы своего оружия; и когда они услыхали о приближении Бату, они также выступили ему навстречу с четырьмястами тысячами конников, каждый из которых был знаменитым воином и считал побег позором. Бату послал вперед своего брата Сибакана с десятитысячным отрядом, чтобы разведать их числен¬ность и сообщить о степени их силы и могущества. Сибакан выступил вперед, повинуясь его прика¬зу, и к концу недели вернулся и доложил, что их число вдвое превышало численность монгольского войска, и все они были превосходными воинами. Когда две армии подошли ближе друг к другу, Бату поднялся на вершину холма и весь день и всю ночь он ни с кем не говорил, а только молился и причитал; и он велел мусульманам также собраться и возносить молитвы. На следующий день они приготовились к битве. Широкая река разделяла две армии: Бату отправил ночью один отряд, а потом переправилось и его [главное] войско. Брат Бату лично участвовал в сражении и предприни¬мал одно наступление за другим; но неприятельская армия была сильна и не отступила ни на шаг. И тогда сзади подошло [главное] войско; и одновременно Сибакан перешел в наступление со всеми своими полками; и они бросились на их королевские шатры и перерезали веревки своими саблями. И когда монголы опрокинули их шатры, войско келеров дрогнуло и обратилось в бегство. И никто из того войска не уцелел, и те земли тоже были покорены. Это было одним из их величайших подвигов и одной из самых их жестоких битв. <...>

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ <...>
[II]
О Бачмане и его гибели

Когда Каан направил Менгу-каана, Бату и других царевичей завоевать земли Булгара, Аса, и Руса, кифчаков, аланов и других племен, все эти земли были освобождены от смутьянов, и те, кому удалось избежать меча, склонили свои головы в повиновении. Тем не менее, одному из вождей, поверженных кифчаков, человеку по имени Бачман, удалось уйти от преследования с отрядом кифчакских воинов, и к нему присоединились другие беглецы. Не имея никакого убежища или укрытия, он каждый день и каждую ночь отправлялся на новое место. И из-за своей собачьей натуры он, подобно волку, нападал на всех и каждого и уходил с награбленным. Со временем зло, причиняемое им, росло, и наносимый им вред увеличивался; и каждый раз, когда войско преследо¬вало его, его нельзя было отыскать, поскольку он уходил на новое место и запутывал следы.

Большая часть его укрытий и убежищ находилась на берегах Итиля. Здесь он прятался в лесах, откуда выскакивал подобно шакалу, хватал что-нибудь и вновь скрывался. Князь Менгу-каан прика¬зал построить двести кораблей и в каждый из них посадить сто монголов в полном вооружении. После этого со своим братом Бочеком он устроил нерге на обоих берегах реки. Пройдя вдоль Итиля, они подошли к лесу и увидали в нем следы лагеря, который был покинут лишь утром: разбитые повозки и лежащие повсюду испражнения людей и животных. Посреди всего этого они заметили старую больную женщину. Они спросили у нее, что произошло, кто были эти всадники и откуда, и как они выглядели. Они узнали, что Бачман только что покинул свой лагерь и укрылся на острове посреди реки и что все животные и все награбленное им добро также находились на том острове. У них с собой не было лодок, а река бушевала подобно морю, и по ней нельзя было плыть, не говоря уж о том, чтобы ехать верхом. Неожиданно налетел ветер и отогнал всю воду от подступов к остро¬ву, так что показалось дно. Менгу-каан приказал войску немедля войти в реку. Не успел Бачман опомниться, как был захвачен, и его войско было уничтожено всего за час: одних сбросили в воду, других перебили на месте. Монголы захватили в плен их жен и детей, а также забрали множество ценной добычи. После этого они отправились назад. Вода начала прибывать, и когда они достигли берега, она вновь поднялась, не причинив вреда ни одному воину.

Когда Бачман был приведен к Менгу-каану, он умолял, чтобы последний убил его собственными руками. Однако Менгу-каан велел своему младшему брату разрубить его надвое.
Эти знаки указали на причину передачи власти и ключей империи Императору Мира Менгу- каану, которая не требует дальнейших доказательств.

[III]
О восшествии на трон ханства повелителя семи стран, справедливого императора Менгу-каана и о том, как он расстелил ковер справедливости, подобной справедливости Нуширвана, и возродил обычаи верховной власти и заложил основы монархии

<...> Итак ключи царства - «Ведь земля принадлежит Аллаху: Он дает ее в наследие, кому пожелает из Своих рабов» - были вложены в могущественную руку Верховного Монарха, Владыки всего человечества, Хана всех ханов, арабских и иных, Менгу-каана (да продлится его жизнь до скончания века!); и поверхность лица земли вновь украсилась и похорошела из-за его всеобъемлю¬щей справедливости, и дела всего человечества и в особенности мусульман вновь пришли в порядок и достигли расцвета. Обстоятельства этого проявляются в событиях, которые будут описаны в следую¬щих главах. «Имы полагаемся на милость Аллаха. Истинно, к Нему мы обращаемся за помощью».

Бату выступил из своей орды в стране булгар и саксинов, чтобы проследовать ко двору Гуюк- хана, и, прибыв в Алакамак, что в неделе пути от города Каялыка, получил сообщение о смерти Гуюк-хана. Он остался там, где находился, и стал слать одного гонца за другим ко всем своим родственникам, чтобы сообщить о своем прибытии: он просил их прибыть [к нему туда]. Менгу- каан выступил из области Каракорума. А что до Сиремуна и других внуков и жен Каана, которые находились в том краю, они послали своим представителем Конкуртакай-нойона, эмира Каракору¬ма, передав с ним такое письмо: «Бату - ага всех царевичей. Что бы он ни приказал, его слово - закон. Мы соглашаемся со всем, что он посоветует и что сочтет наилучшим, и не будем возражать против этого». А что до других царевичей, [а именно] сыновей Гуюк-хана, то они, поскольку нахо¬дились уже поблизости, явились к Бату раньше [остальных]. Они пробыли там день или два, а потом, не испросив разрешения, повернулись и отправились в свою собственную орду под тем предлогом, что люди, искусные в науке кам, не разрешили им задерживаться на более длительное время. Они оставили у Бату своим представителем Темур-нойона, наказав ему, когда ожерелье собрания будет полностью нанизанным, выразить свое согласие со всем, с чем согласятся ага и ини.

Вскоре все царевичи собрались. От сыновей Каана прибыл Кадаган-Огул, а от сыновей и внуков Чагатая - Кара-Хупагу и Мочи. [Также прибыл] Менгу-каан со своими братьями Моге и Ариг-боке, а от эмиров - Ухатай и Есу-Бука; и из других земель прибыли эмиры и нойоны и другие царевичи и племян¬ники Бату. Они устроили великое собрание и после пиршеств, продолжавшихся несколько дней, стали размышлять о том, что управление ханством нужно доверить человеку, который подходил бы для этого и испытал бы добро и зло, горе и радость, и вкусил бы сладость и горечь жизни, и водил бы войско в далекие и близкие земли, и прославился бы на пирах и в бою. Несколько дней и ночей они взвешивали и обсуждали это, то есть кто из царевичей из племени и рода (urugh) Чингисхана своим здравым суждени¬ем и проницательным умом подходил для того, чтобы управлять землями и охранять дороги; поскольку если бы дела Империи по-прежнему оставались в запустении, сама основа благосостояния оказалась бы опрокинута, а узлы управления ослаблены, так что их нельзя было бы привести в порядок рукой мудрости и благоразумия и немыслимо исправить обсуждением.

И ни один господин не будет потерян для нас, но мы взрастим
среди нас юношу, чтобы он стал нашим господином.

Наконец после долгих раздумий и размышлений все, кто присутствовал на том сборе, царевичи, эмиры и нойоны, пришли к решению, что поскольку Бату был старшим из царевичей и вождем среди них, ему лучше было известно, что хорошо, а что плохо в делах государства и династии (daulat). Ему решать, стать ли ему самому ханом или предложить другого. Все присутствующие согласились с этим решением и написали письменные обязательства в том, что они никоим обра¬зом не отступят от своего слова и не нарушат приказания Бату. И, завершив и закончив таким образом обсуждение, они стали пить и веселиться.

На следующий день, когда было развернуто знамя дневного света и снято покрывало тьмы, - Такой день, что ослепил [даже] освещающее мир светило;
Его рассвет поднялся над Раем, а его ветер - дыханье Мессии, –

ожерелье собрания царевичей, как и в предыдущий день, было нанизано, подобно Плеядам. В тот день первым говорил Бату, а поскольку к сказанному им никто не смог ничего добавить, он продолжил: «Управление таким великим государством и решение такого непростого вопроса может быть исполне¬но только тем человеком, кто сможет найти выход из затруднительного положения, кто знает ясы Чингис¬хана и обычаи Каана и следует им, кто в состязании мудрости и на скачках мужественности перехватил стрелу превосходства у себе равных и лично занимался важными делами, и решал серьезные вопросы, и преодолением трудностей и подавлением мятежников обеспечил тому бесспорные доказательства. И в роду (игugh) Чингисхана есть Менгу-каан, знаменитый своей мудростью и храбростью и прославив¬шийся своей дальновидностью и доблестью. Дела ханства должны решаться и управляться его непрев¬зойденными, украшающими мир решениями, и благосостояние земли и людей будет обеспечено уда¬чей, способствующей его ослабляющим узлы решениям и предусмотрительности.

В этом мире всегда найдется человек для любого дела
и дело для любого человека.

«Есть люди, способные на любое дело, и все доступно тому, кто создан для этого». Я хочу вложить бразды управления этими делами в руки его умения и надеть печатку империи на палец его решимости и опыта, ибо мир, этот необъезженный жеребец, будет укрощен шпорами его строгос¬ти и доблести, а меч, оберегающий государство и защищающий границы, не будет извлечен из ножен его решимости и бесстрашия».
Услышав те слова ухом разума и понимания, все присутствующие уверовали, что выгода и польза от того решения послужит на благо всего человечества, и их благо в особенности, а все, что будет решено сверх того, будет излишним: «преступая то, что решено, ты поступаешь бесчест¬но». И все они воскликнули как один: «Ты вручил лук тому, кто согнул его, и поселил в доме того, кто построил его». За этим привалом нет дороги. «За Аббаданом нет другой деревни». И каждый искренне произнес такие имеющие скрытый смысл слова:

«Если я вырву из твоих рук мое сердце
и заберу у тебя мою любовь, на кого я смогу излить эту любовь и кому отдать это сердце?».
И всякий драгоценный камень находит подобающую ему оправу.

Однако Менгу-каан не дал своего согласия и несколько дней продолжал отказываться и не брал на себя эту тяжелую ношу и не принимал эту высокую обязанность. Когда его упорство перешло всякие границы, его брат Моге-Огул, украшенный драгоценными камнями мудрости и влияния, поднялся и сказал: «Все на этом собрании приняли на себя письменные обязательства и все здесь присутствующие пообещали повиноваться приказаниям Бату-каана, и не нарушать их, и не отступать от них, и не желать ничего прибавить к его словам. Но поскольку Менгу-каан теперь стремится уклониться от совета аги и от выполнения своего собственного обещания, то пусть тогда потом, когда между агой и ини возникнут какие-либо разногласия, это не станет причиной для порицания и поводом для упреков».
И он продолжал говорить такие речи и алмазом своих слов пронзил жемчужину этого решения. И это стало убедительным доказательством и наглядным свидетельством, и Бату одобрил эти слова и похвалил Моге. А Менгу-каан наконец дал свое согласие.
И поскольку необычайные и удивительные дела Аллаха придали крепости корням и сделали раскидистой крону растущего у ручья молодого дерева государства, о котором сказано: «И мы сделали вас царями», Бату, по обычаю монголов, встал, и все царевичи вместе с ним преклонили колени. И он взял кубок и отвел ханству подобающее ему место. И все проповедники и новообра¬щенные одобрили его поступок.

Властъ явилась к тебе с покорностью, волоча полы своей одежды.
Она была создана лишь для него, а он был создан лишь для нее.
И если бы кто-то другой возжелал ее, земля содрогнулась бы своим содроганием.

И все, кто был на том собрании, провозгласили [Менгу-каана] своим властелином и договори¬лись провести великий курилтай в Онон-Келурене в следующем году. И с этим намерением каждый вернулся в свой собственный лагерь.

Слухи об этом распространились по всему миру и достигли самых отдаленных его уголков. И Соркотани-беки стала оказывать чужеземцам всевозможные знаки внимания и благоволения и склонять на свою сторону родственников величайшей учтивостью и обходительностью.

А что до тех, кто высказывался уклончиво и откладывал [решение] этого дела, придумывая отговорки и сочиняя небылицы под предлогом, что власть над ханством должна принадлежать роду (urugh) Каана или Гуюк-хана, они забыли о смысле слов: «Ты даруешь власть, кому пожелаешь», и потому отправили гонцов во все стороны, а также послали гонца к Бату, чтобы заявить о своем несогласии с этим решением и о неучастии в этом договоре.

Бату отвечал так: «Соглашением между агой и ини мы решили это дело, и его обсуждение завершено - «Решено дело, о котором вы спрашиваете». Невозможно отступить от него, и если мы не завершим его так, как было установлено, и назначим кого-то другого вместо Менгу-каана, порядок ведения дел будет нарушен, и в законах государства и делах людей воцарится такое смяте¬ние, что с этим нельзя будет ничего поделать. И если вы посмотрите на это глазами разума и дальновидности, вам станет ясно, что интересы сыновей и внуков Каана были соблюдены, ибо для управления такой великой империей, которая простирается от самых дальних земель востока до крайних западных областей, недостаточно детских сил и детского разума».

Так прошли назначенный год и половина следующего, и все еще не видно было никаких призна¬ков решения этого дела. А с каждым годом дела мира приходили во все более отчаянное положение, и с каждым месяцем на одеждах человечества появлялись новые прорехи.

Бату назначил своими представителями своих братьев Берке и Тока-Темура. Выступили также Кадаган и Кара-Хулагу. Отправились в путь и другие царевичи, согласные с общим мнением. Из Улуг-Эфа, орды Чингисхана, прибыли другие царевичи.

Тем временем Менгу-каан и Соркотани-беки послали за теми, кто не был постоянен и открове¬нен в своем сердце, и ступили на путь увещевания и доброго совета - «нужно приласкать верблю¬дицу, прежде чем доить ее». Поскольку их уговоры и предостережения не оказали на них никакого воздействия и ничто не говорило об изменении в их поведении, они посылали к ним одного гонца за другим, то используя лесть, то прибегая к запугиваниям и угрозам; и они усилили свои доводы, надеясь сдержать их добротой и словами примирения и пробудить их души от сна гордыни и пре-небрежения. Но дальновидная Мудрость говорит так:

О ты, упрекающий любящих, оставь тех, кого Аллах ввел в заблуждение,
ибо Он вернет их на путь истинный.
Упреки бессильны, и те, кто ближе всех к тебе, отдалятся от тебя.
Неудачливый человек ничего не сделает по просьбе мудреца; ничто никогда не сделает неудачника удачливым.

Когда год подошел к концу и людские сердца возрадовались очередной весне, Повелитель Планет начал постепенно продвигаться от мест своего убывания и ущерба к своему апогею во дворцах чести и славы и отправился в путь к дому своего наивысшего величия. Подобно победоносному Хосрову Парвизу, он обратил свой озаряющий мир лик ко дворцу могущества. И когда он возложил бремя власти на помет Овна, задули ветры плодородия - нежные, как северный зефир, чье дунове¬ние, исходящее из спальни роз, колышет благоуханные травы. И усмиренные озера, скованные холодом Дая, и, подобно Бачману, помещенные в оковы снега и льда (bahman), усилиями теплого ветра стали свободны и сбросили поводья.

Усилием ветра на поверхности воды возникла тысяча волн (chin),
а на каждой волне - тысяча китайских (Chin) мускусных мешков.

И поверхность земли стала веселой и радостной от тепла горячих испарений. Природные силы [живых организмов] пришли в движение с их ростом и развитием, и запели птицы в лугах.

Теперь мы должны испить сладкого вина,
Ведь запах мускуса поднимается от ручья;
Каждый сад покрылся лепестками цветов;
Каждый холм - тюльпанами и гиацинтами.

<...> Погода, подобная любви красавицы с родинкой на щеке, была так приятна, как только можно было желать, и болезнь года сменилось его выздоровлением. Мир превратился в розовый сад, и дни поражали великолепием.

Эта весна и ее свет - прекрасны ее ночи, и прекрасны ее дни.

Большинство царевичей уже собралось на Келурене. Они отправили Шилемуна-битикчи к Огул- Гаймиш и ее сыновьям Ходже и Наку и Алам-Дара-битикчи к Есу-Менгу со следующим послани¬ем: «Большинство членов семьи Чингисхана уже собралось, и дело, из-за которого созван курил- тай, откладывается из-за вас. Нет больше времени для оправданий и отсрочек. Если вы хотите единства и согласия, вы должны как можно скорее прибыть на курилтай, чтобы единогласно ре¬шить дела государства и снять грязный покров отчуждения (vahshat) с лица гармонии».

Перед этим Сиремун уже посылал гонцов к Ходже и Наку поскольку между ними возникли отношения любви и дружбы, ибо во времена бедствия дурные чувства исчезают. Когда они поняли, что из задержки не выйдет добра, Наку-Огул отправился в путь. Выступили из своих ставок и Кадак-нойон и некоторые эмиры двора Гуюк-хана. И Есун-Тока-Огул, брат Кара- Хулагу, [выступив] из своих владений, прибыл с ними к Сиремуну, так что все они собрались в одном месте; и пошли слухи, что они замышляли недоброе против мусульман.

После этого и Ходжа стал потихоньку собираться, говоря то «сегодня», то «завтра» и оттягивая время своими «может быть» и «возможно». И они все еще рассчитывали, что дело, ради которого был созван курилтай, не пойдет или не будет иметь успеха без их присутствия и что вопрос [вступ¬ления на трон] не будет решен. Поскольку Сиремун и Наку были очень близки, царевичи, эмиры и нойоны, бывшие с Менгу-кааном, отправили им совместное послание, в котором говорилось: «Если вы проявите медлительность и нерасторопность и не прибудете на собрание, мы [сами] возведем Менгу-каана на трон ханства». Увидав, что промедление и отсрочки не приведут к достижению их целей и желаний, они пообещали прибыть на собрание в такое-то время. И они отправились в путь со скоростью неподвижных звезд, двигаясь медленно с лошадьми, всадниками и войском, с навью¬ченными верблюдами и бесчисленными повозками.

Как медленна поступь верблюдов, несут ли они
камни или железо, или людей, сидящих на них, согнувшись!

Когда назначенное время прошло, а они все еще не торопились появиться и их задержка и опоз¬дание превысило все пределы, несколько присутствовавших там мудрецов и астрологов назначили дату 9 раби II 649 года [1 июля 1251], поскольку по гороскопу в этот день счастливые планеты должны были принести удачу, Юпитер - усилить ее влияние, а Венера - озарить ее своим светом. И одним из признаков возраставшей с каждым днем удачи было то, что за эти несколько дней набежали облака, и хлынули дожди, и солнечный лик был скрыт за покровом дымки и за ширмой тумана; и в назначен¬ный час астрологи делали свои записи, но черные тучи затмили солнечное сияние, и они не могли определить высоту. И вдруг солнце, сбросив чадру, подобно невесте, которую показали жениху после того, как стерегли ее, и скрывали от него, и не позволяли на нее взглянуть, в назначенный час явило свой прекрасный лик, и небо очистилось настолько, что стал виден солнечный шар, и освобо¬дилось от плотного тумана; и астрологи стали измерять высоту. Мир украсился светом и блеском, а с лица земли исчезли тень и темнота. Восход дома Великого Покровителя был определен движением небес, была измерена сила угла Восхождения; влияние неблагоприятных планет и Темных Уровней уменьшалось из-за благоприятного Восхождения, Великое Светило находилось в апогее в десятом доме, а Анареты (qavati’) - в двенадцатом доме.

Все присутствующие - царевичи, такие как Берке-Огул и его брат Тока-Темур, их дядя Ельчитей- старший, сыновья Отегина, Котяна и Колгена и эмиры, нойоны и старшие чиновники орды Чингис¬хана, а также другие вожди, которые находились в тех краях, вместе с бесчисленным войском - [все эти] царевичи сняли в орде свои головные уборы, перекинули через плечо пояса и, подняв Менгу усадили его на трон царства и верховной власти. Они стали называть его Менгу-кааном, и со звеня¬щих небес раздался возглас, как предсказание для слуха самой души:

«О король, оставайся в своем королевстве тысячу лет,
а потом еще тысячу лет гордись своей славой,
И пусть в году будет тысяча месяцев, в месяце - сотня дней,
в сутках - тысяча часов, а каждый час - как тысяча лет».

А что до эмиров и войска, они придвинулись к орде - более тысячи людей, закаленных в боях, знамени¬тых воинов, которые были истинными львами сражений в моменты возмездия или в минуты отчаяния, - Отряд мужей, подобных угрюмой Ночи, с палашами, сверкающими, как рассвет после темной ночи, – и одновременно с царевичами, находившимися внутри орды, трижды преклонили колени. <...> В первую очередь он назначил войска в земли востока и запада к арабам и другим народам. Восточные земли и провинции Хитай, Маньцзы, Солангай и Тангут он поручил Хубилай-Огулу, отмеченному мудростью и здравомыслием, великим умом и проницательностью. Он назначил в свиту к нему высокопоставленных нойонов и сделал его начальником над всеми эмирами, прожива¬ющими в тех областях справа и слева. Западные страны он поручил другому своему брату - Хулагу- Огулу, знаменитому своей твердостью и достоинством, своею бдительностью и осторожностью, своим могуществом и ревностным отношением к долгу; и ему он выделил в два раза большее войско. А Кед-Бука Бавурчи отправился в путь первым в середине месяца джумада I 650 года [июль 1252], чтобы начать расправу с еретиками.

По твоему посланному вперед слову
пусть они спешат день и ночь, из Чина в Рум и из Рума в Чин.

А чтобы определить величину налогов и переписать имена людей, он назначил правителей, шихне и писцов. Восточные страны от начала Пятой страны на берегах реки Окс до дальних преде¬лов земель китаев, которые есть Первая страна, он, как и прежде, поручил великому министру (sahib-i-mu azzam) Махмуду Ялавачи и его достойному наследнику Масуд-беку, отдав Махмуду Ялавачи, который был вознагражден за свою прежнюю службу знаками расположения и прибыл еще до его благословенного восшествия, земли китаев, а Масуд-беку, который явился объятый страхом и трепещущий, испытав вначале ужас и опасности из-за своей преданности и привержен-ности императору, но в конце концов, избежав той угрозы, стал всемогущим и был удостоен вели¬ких почестей, досталась вся Трансоксания, Туркестан, Отрар, страна уйгуров, Хотан, Кашгар, Джанд, Хорезм и Фергана. И поскольку они прибыли еще до курилтая, он отпустил их раньше других, и все, кто его сопровождал, были отмечены всевозможными милостями.

После их отъезда прибыл великий эмир Аргун, преодолевший огромное расстояние [в пути], подвергаясь угрозам и опасностям, и явившийся ко двору 20 сафар 650 года [2 мая 1252], уже после того, как курилтай был окончен и все царевичи разъехались по домам. И поскольку он всегда пользовался неизменным монаршиим покровительством и его всегда отличали незаурядные спо¬собности, а также поскольку он уже ранее проявил себя непоколебимой верностью династии и искренней преданностью царствующему дому использованием жестких мер и мудрых решений («утром люди возносят благодарность вечеру»), он был вознагражден исполнением своих жела¬ний и достижением своих целей, и в его руки было передано управление Хорасаном, Мазендера- ном, Индией, Ираком, Фарсом, Керманом, Луром, Арраном, Азербайджаном, Грузией, Мосулом и Алеппо. И все прибывшие с ним мелики, эмиры и битикчи были по его просьбе и его ходатайству отмечены наградами и милостями, и 20 рамадана того же года они отправились [в обратный путь]. У некоторых же из их числа оставались еще различные дела, которые нужно было решить; они задержались на несколько дней, а затем, радостные, отправились вслед за ним.

Император назначил нукеров к только что названным правителям и приказал им провести в провинциях перепись и определить размер налогов, а когда они покончат с этим, не мешкая вер¬нуться ко двору. И каждому из них даны были указания тщательно рассмотреть и изучить положе¬ние, сложившееся в прошлом, и никто из них не должен был уклоняться от трудностей этой задачи. Однако «Аллах прощает старые грехи», а император был озабочен облегчением участи людей, а не пополнением своей казны. И он издал ярлык, которым уменьшил взимаемые с людей налоги (ти’ап), текст которого хранится в архивах и из которого видно, как велико было его внимание и сочувствие к делам человечества и как он заботился об их интересах.

После смерти Гуюк-хана царевичи издали великое множество ярлыков; они участвовали в торговых предприятиях и посылали елъчи во все части земли. Более того, люди и высокого, и низкого происхожде¬ния искали для себя защиты, которую предоставляло звание ортака, и их подданные бежали от непо¬сильного бремени. И император приказал, чтобы все ярлыки и пайцзу, изданные во времена Чингисхана, Каана, Гуюк-хана и других царевичей, находившиеся у кого бы то ни было в провинциях, были возвраще¬ны и чтобы впредь царевичи не давали устных и письменных распоряжений ни по каким вопросам, связанным с управлением доходами (masalih) провинций, не посоветовавшись предварительно с пред¬ставителями двора. А что до самых важных елъчи, то они не должны были использовать более четырнад¬цати улагов; им следовало продвигаться от яма к яму и не заходить в те деревни и города, в которых у них не было какого-то дела; и они должны были получать не больше провизии (ulufa), чем прочие люди. Кроме того, поскольку тирания и притеснения перешли все границы, а крестьяне, в особенности, были разорены непомерными налогами (mu unat), размер которых более чем вдвое превышал собираемый ими урожай, он повелел всем ортакам и налоговым и управленческим чиновникам (ashab-i-' amal va shughl) вести себя сдержанно по отношению к народу. Каждый должен платить сообразно своему положению и возможностям определенную для него сумму согласно расчету (bar vajh-i-mu amalat) за исключением тех, которые были освобождены от налоговых (mu ’an) тягот распоряжением Чингисхана и Каана, т.е. из мусульман это были великие сейиды и, превосходные имамы, а из христиан, которых они называли эркеун, - монахи и ученые (ahbar), а из идолопоклонников - священники, которых они назы¬вают тойин - знаменитые тойины; а также те из представителей всех этих людей, что были в преклонных годах и не могли более зарабатывать на жизнь. Евреи услыхали об этом распоряжении и поскольку в нем ничего не говорилось о них, они были сильно раздражены и раздосадованы, и они были смущены и озадачены и запустили в свои бороды руки замешательства. Вот как описывает Захир одного еврейского проповедника:

Рыжебородый муж явился и, выслушав, за бороду схватился.
Сказал он так: «Мы не из их числа.
Нет места нам ни в том, ни в этом мире».

А чтобы каждый чиновник (sahib-shughl) не распределял (qismat) [налоги по своему собственно¬му усмотрению], он ввел годичный порядок (muvaza'a), согласно которому в землях китаев богатый человек облагался налогом в одиннадцать динаров, и далее налог, соответственно, уменьшался вплоть до бедного человека, который платил всего один динар; и такой же порядок был в Трансоксании; а в Хорасане богатый платил десять динаров, а бедный - один динар. Он также повелел правителям и писцам не оказывать послаблений или снисхождений; им запрещено было брать взятки и скрывать правду или выдавать ложь за истину. А что до налога на скот (mara'i-yi-chahar-pai), который они называют купчур, то если у человека было сто голов животных одного вида, он должен был уплатить один динар, а если меньше - то не платить ничего. А если где были задолженности (baqaya) по налогам, то никто из крестьян, имеющих их, не должен был выплачивать [эту задолженность], и нельзя было их с них взыскивать. А что до купцов и ортаков, заключивших крупные сделки с Гуюк-ханом, его женой и их детьми, то он приказ заплатить им из новых налоговых доходов (az mal-i-nau).

Из всех сект и общин он более всего почитал и уважал мусульман. Именно им он оказывал наи¬большие милости и именно они пользовались величайшими привилегиями. Доказательством этому может служить следующее. По случаю праздника ид-и-фитр, а 650 году [5 декабря 1252] мусульмане явились к императору и расположились у главных ворот его орды вместе с главным кади Джамал ад- Миллой вад-Дином, достойнейшим из улемов, Махмудом из Ходжента (да сохранит Аллах память о нем навечно!). Главный кади встал во главе молящихся и прочитал проповедь, украшая хутбу упоми¬наниями об истинных халифах и о Предводителе Правоверных. И когда они закончили праздничную молитву, которая, по словам Пророка, превосходит две тысячи поклонов в Каабе, главный кади всту¬пил в орду и, действуя как имам, произнес [в честь императора] следующие слова:

«Да станет для тебя счастливой восходящая звезда этого праздника, ибо твой гороскоп несет счастье всему человечеству.
Ряды твоих врагов уменьшаются, как лик луны
во время затмения, а твоя удача, подобно растущему месяцу,
увеличивается день ото дня».

Император взирал на него милостиво и с одобрением и велел несколько раз повторить молитву. А в качестве праздничного подарка он пожаловал ему несколько телег, нагруженных золотыми и серебря¬ными балышами и всевозможные дорогие одежды, и большинство людей также получили свою часть подарков; и его щедрость к мусульманам велика и безгранична не только в праздничные дни.

Из-за твоих подарков каждый день для нас стал как праздник,
Как же тогда мы узнаем, когда настанет настоящий праздник?

И по всему своему государству каждому узнику или преступнику, которые находились в неволе и унижении заточения, он приказал даровать избавление и освобождение и тем самым спас их от испытаний и оскорблений этого мира. И здесь я привожу следующие строки, которые, хоть это и неподобающее место для них, оценит человек, обладающий вкусом и проницательностью:

Кто же я для Аллаха, если он не простит мне моих грехов, когда я грешу?
Прощения ждут от сыновей Адама, как же тогда не ждать его от Аллаха?

В скольких сердцах пробудилась надежда, когда головы были оставлены на плечах, а дирхамы и динары в кошелях и сумах! И с этим поручением ельчи и посыльные поспешили во все концы его государства.

Пусть короли, дарующие серебро и злато,
научатся обычаю даровать жизнь у нашего султана Бахрам-шаха.
Подобно солнцу, находящемуся в зените, чей свет озаряет земли востока и запада.

Но если начать описывать все события, ежедневно происходящие в жизни и вспоминать все проявившие себя добрые дела, для этого не хватит и целых томов. Лишь малость от многого, каплю от океана и частичку от солнца передал и передаст язык пера уху внимающего. «Малая часть этого поведает о большей части».
И поскольку слава о его доброте и справедливости разлетелась по всему миру, все народы, далекие и близкие, искренне ищут убежища в преданности ему, чтобы тем самым найти защиту под покровом его могущества. Другие, те, кто находится слишком далеко, лелеют ту же мечту, и прибы¬вают послы и ельчи из страны франков, и далекой Сирии, и Обители Мира, и султаны привозят и присылают к его двору бессчетные дары и тяжело груженные повозки с подарками.
Те, кто живет в этих городах, присылают подарки, ибо они слабы и не могут воевать с ним.

И они возвращаются, удовлетворив свои нужды и исполнив свои желания. И обо всех из них будет рассказано в отдельной главе.
О Хосров, да продлятся твое царствование и твоя жизнь,
И да будет румяным лик твоей удачи!
Твоя удача - середина солнца, да не коснется оно орбиты упадка! <...>».

Источник: История татар с древнейших времён в семи томах. Том III. Улус Джучи (Золотая Орда). XIII – середина XV в.»

Материал подготовила: Алсу Арслановна
Подготовил для «Миллиард.Татар»: Владислав Безменов