Рафаэль Хакимов: «Я до сих пор живу в двух ипостасях: как «физик» и как «сын Сибгата Хакима»

«Он же у нас физик»…

Помещение для кафедры дали в главном здании. Привезли столы, стулья, шкафы. Комната стала похожей на мебельный склад, не пройти и некуда присесть. Лаборантка стояла посреди «склада» в недоумении, не зная, за что браться. Я предложил свои услуги. Шкафы расставили вдоль стен, в одном углу стол заведующему, в другом - вешалку, через полчаса каждая вещь нашла свое место. Лаборантка аж ахнула. Члены кафедры сразу нашли объяснение:

-    Он же у нас физик.

С тех пор обо мне говорили только как о физике.

Я до сих пор живу в двух ипостасях: как «физик» и как «сын Сибгата Хакима». Когда меня хотели похвалить (что было не часто), то говорили: «Ну, он же у нас физик. Чего вы хотите!», другой вариант: «Вы же знаете, чей он сын!» Так я иду по жизни физиком или сыном Сибгата Хакима, чем, кстати, горжусь.

Как-то побывал в Институте астрофизики общества Макса Планка в Гархинге (Мюнхен, Германия). Представляя меня коллективу знаменитой обсерватории, его директор Рашид Алиевич Сюняев назвал меня доктором физико-математических наук. Я ему шепчу, что я доктор исторических, а не физико-математических наук. А он в ответ: «Разве?». Видимо, при разговорах об астрофизике, я впопад кивал головой и вопросы задавал не самые глупые. Все же Казанский университет закончил по радиоастрономии, а в то время готовили на совесть.

Итак, моя карьера начиналась предсказуемо благополучно. После университета я работал на кафедре научного коммунизма ассистентом, а затем старшим преподавателем, и писал кандидатскую диссертацию.

Сближение без расцвета

В то время я испытал определенное разочарование режимом власти. Подвело мое базовое образование. На физф"аке мы постоянно чертили графики. Я решил посмотреть, как идет «расцвет» национальной жизни. Тогда пропаганда навязывала идею двух тенденций в «национальном вопросе»: расцвета и сближения наций. На графике я разместил количество изданных книг и газет на татарском языке, их тиражи по годам, и когда закончил работу, был обескуражен. С начала ХХ века татарская литература набирала обороты, после революции это продолжалось вполне достойно, график получался весьма оптимистическим, и вдруг с 1929 г. он скатился вниз. Как же так? Значит, «расцвет» испарился? Все идет в сторону фактического обрусения. Тогда один из татарских писателей про слияние наций выразился так: «Я знаю, что когда-нибудь умру, но если меня будут торопить и силой загонять в могилу, то я буду сопротивляться». От отца я слышал, как они почти четверть века пытались учредить молодежный журнал на татарском языке. Все безуспешно. К тому времени в Казани не осталось ни одной полноценной татарской школы. Москва требовала закрывать такие школы даже в деревнях. Для расцвета не оставалось никаких шансов.

Политики поставили четкую цель - оставить только один русский язык и один советский народ. Тогдашний министр просвещения Махмутов Мирза Исмаилович мужественно отбивался от предписаний Москвы.

Он знал несколько иностранных языков, был теоретиком в сфере педагогики, исключительно интеллигентным и просто обаятельный человек. Таких министров образования и просвещения уже больше не было. Все оказались временщиками и плохими знатоками задач просвещения. Почему-то ставили на эту должность не специалистов в сфере образования, а специалистов по организационной деятельности (орговиков). Эта старая обкомовская традиция сохранилась до сих пор - ценить орговиков выше профессионалов. Любой орговик на других смотрел свысока. Этому есть объяснение.

В советское время важно было исполнение указаний партии и правительства, а творческие люди всегда были подозрительными. Особо следили за Союзом писателей, который был очень независимым, туда входили выдающиеся писатели, вызывавшие у Обкома КПСС изжогу. Порой это доходило до абсурда. Мой отец был лауреатом Тукаевской и Горьковской премий, членом Обкома, тем не менее, был под присмотром.

Однажды в селе Шушенском собрались со всей страны отметить очередной юбилей Ленина. Пригласили и отца, у него были популярные поэмы и стихи о Ленине. Он там выступил, а когда приехал домой, его вызвали в Обком КПСС и похвалили. Секретарь по идеологии был очень доволен, спецслужбы не нашли ничего криминального в его выступлении. Отца такая слежка покоробила. Он прошел войну на передовой. На Курской Дуге был дважды контужен, из батальона осталось всего девять человек. С боями дошел до Молдавии, был награжден многими орденами, начиная с Ордена боевого Красного знамени и заканчивая Орденом Ленина, но для Обкома был человеком подозрительным, поскольку имел собственное мнение.

Фото на анонсе: © Владимир Васильев / «Татар-информ»