«Ныне де у нас мир по договору турецкому, а с Крымом де по се число договору не было, однако ж де мы по се число мир содерживаем...»

Новая модель взаимоотношений России и Турции

Несомненно, крымские ханы весьма болезненно воспринимали все эти изменения. Так, беседуя в июне 1709 г. с жильцом Василием Блёклым – посланцем российского посла при османском дворе П. А. Толстого, – хан Девлет Герай II предъявил ему претензию: «н[ы]не де у нас мир по договору турецкому, а с Крымом де по се число договору не было, однако ж де мы по се число мир содерживаем...». В. И. Блёклый обнадежил хана, что «имея за едину страну с салтановым величеством тако и Крым приемлется в любовь и дружелюбие». Летом 1712 г., во время случайной встречи в Бендерах с российским подполковником Питцем, Девлет Герай II приказал «ему говорить ближнему своему человеку с великими выговоры: для чего де царское величество презирает его, хана, и делает мир с турками, а не с ним, так что он о том миру нынешнем не ведает (речь идет о Константинопольском мирном договоре 1712 г. – П. А., Д. С.). А надлежало б де прежде им с ним миритца, ибо он пограничной и сам король, и может обратитца куда хочет. И имеет де войска довольно и шесть генералиссимов. Такожде и не имеется с ним с стороны царского величества никакой коррешпонденции, а когда и пишут к нему порубежные губернаторы, то титло ему дают не по достоинству его. И будто в некотором письме написали его наместником салтанским, а он де сам король. Також и никакой присылки ныне к нему нет, как всегда бывало.».

Константинопольский договор 1700 г. обозначил становление новой модели взаимоотношений России и Османской империи. 5-я статья договора зафиксировала стремление обеих сторон устранить напряженность в пограничной зоне, 8-я статья предусматривала наказания за «набеги и неприятельства», самовольно осуществленные подданными держав. Решение пограничных споров вменялось в обязанность «на рубежах сущим губернаторам, и крымским ханам, и калгам, и нарадынам, и иным салтанам». Оговаривалось, чтобы «татарские народы и орды», будучи подданными Османской империи, «повиновались и покорялись сим статьям мирным, с совершенным и непорушимым хранением». Теперь вопрос о границах стал одним из главных в русско-турецких отношениях.

Фиксация подданства причерноморских и кубанских ногайцев

Стороны стремились контролировать пограничный режим без участия таких второстепенных субъектов международных отношений, как Крымское ханство и Войско Запорожское Низовое. России и Османской империи необходимо было разграничить свои владения в Приднепровье и Приазовье, обеспечить неприкосновенность рубежей и привести поведение пограничных сообществ в соответствие с новой моделью двусторонних отношений. Все это явилось следствием изменения баланса сил в Центрально-Восточной Европе, обусловленного спадом военно-политической активности Османской империи, слабеющим суверенитетом Речи Посполитой и усилением России.

Вряд ли случайно представители Бахчисарая не участвовали в делимитации и демаркации русско-турецкой границы в 1704-1705 гг. (в отличие от украинской казачьей старшины с российской стороны). Вероятно, для османской стороны нахождение крымских татар в составе пограничной комиссии было нежелательным конфликтогенным фактором. Тем не менее при разграничении земель в районе Азова, состоявшемся в октябре 1704 г., присутствовали десять знатных кубанских мурз с тысячью ногайцев, входившие в свиту османского комиссара. Год спустя российско-турецкая комиссия проложила линию границы в междуречье Южного Буга и Днепра, а также на его левобережье.

Следствием стабилизации границ стала фиксация подданства причерноморских и кубанских ногайцев. Кочевники лишились возможности осуществлять самовольные миграции, а Россия и Османская империя взаимно обязывались отныне не принимать к себе подданных другой стороны. Поэтому, например, в 1701 г. украинский гетман И. С. Мазепа после получения указаний из Москвы отказался содействовать в предоставлении российского подданства ногайцам Буджакской Орды, восставшей в 1699 г. против хана Девлета Герая II. Аналогичный отказ встретили кубанские ногайские мурзы Есеней, Кубек и Урак, пожелавшие в 1700 г. откочевать со своими улусами на Дон «под высокодержавную руку великого государя». Причем, если первый предпринял соответствующие действия еще весной – вовремя Карловицкого перемирия, то двое других в ноябре, уже после заключения Константинопольского мира. Тем не менее Кубек и Урак даже успели некоторое время прожить с семьями и частью «улусных людей» в Черкасске, пока Урак не сбежал, а Кубек не был выслан на родину летом 1701 г. За развитием этой ситуации с Кубани пристально следил ханский брат султан Каплан Герай, который в сентябре 1701 г. писал «азовскому боярину» С. И. Салтыкову: «Буде что с нашей страны станут уходить Урак и иные многие люди воровски, и вам бы таких людей, не описываясь к нам, принимать к себе не велеть».

Новые грани пограничного сотрудничества

Крымское ханство негативно отреагировало на новую пограничную политику России и Османской империи, грозившую существенными потерями такому традиционному для него социально-экономическому институту, как набеги. Наступивший в XVIII в. (не без участия Москвы и Стамбула) кризис набеговой системы Крымского ханства неизбежно отражался на авторитете ханской власти и не мог не тревожить правящих Гераев. С другой стороны, этот кризис породил бунты как со стороны кочевников, недовольных запретами ханов нарушать мир, так и выступления крымских элит против султанской власти. С этой точки зрения тезис о непрекращающихся татарских набегах и перманентной агрессии Крыма против России тоже нуждается в корректировке. Таким образом, обостренное восприятие крымскими ханами (прежде всего Девлетом Гераем II) сужения «коридора возможностей» для функционирования набеговой системы и успешной реализации прежнего внешнеполитического курса, начавшееся на рубеже XVII-XVIII вв., малопродуктивно объяснять их якобы особой агрессивностью по отношению к России.

Отметим, что Крымское ханство и Россия, несмотря на сохранявшиеся противоречия и даже появление новых, оказались способны на реализацию новых форм пограничного сотрудничества (характерных, впрочем, и для русско-турецких связей в регионе). Еще в августе 1699 г. – после заключения Карловицкого перемирия - находящийся на Кубани калга-султан Шахбаз Герай инициировал переговорный процесс с российской администрацией Азова, посвященный вопросам пограничного сотрудничества, рассмотрению спорных ситуаций и т. п. Завязались и стали регулярно поддерживаться контакты азовских воевод с представителями ханской власти и с ногайской элитой Кубани. В ходе передачи и получения различной информации обе стороны активно формировали представления друг о друге. В некоторых случаях пограничная дипломатия и ее инициативы положительно сказывались на межгосударственных отношениях, на усилении тенденций России и Крымского ханства к диалогу, но на ином уровне.

Опасения Крыма

Еще одной новой тенденцией в крымско-российских отношениях стали попытки ханов усмирить своих подданных в стремлении нарушать границы европейского типа, впервые делимитированные в Азово-Черноморском регионе. Эту ситуацию можно считать одним из существенных факторов ослабления Крымского ханства в XVIII в.

Отсюда проистекает зримая для Крыма проблема его дальнейшего существования: неприятие и сопротивление новой ситуации в пограничье, участившиеся конфликты между Крымским ханством, с одной стороны, и Османской империей и Россией, с другой, причем по ряду вопросов не только международной политики, но и соблюдения установленного пограничного порядка.

Действия Порты, направленные на реализацию Константинопольского договора 1700 г., вызвали серьезное недовольство в Крыму, проявившееся в мятежах нурадина Гази Герая и хана Девлета Герая II. Хан был лишен трона за выступление против султанской власти, в том числе за попытку самовольно организовать поход в Россию. Связь между этими выступлениями и новой пограничной политикой Османов, ударившей по интересам Крыма, очевидна: сокращение возможностей для осуществления набегов сильно обеспокоило Гераев. Поскольку набеги их подданных на соседние страны имели не только экономическую, но и социально-политическую обусловленность, их сокращение или прекращение грозило подорвать престиж ханской власти.

В.Е. Возгрин справедливо отмечает тревогу Девлета Герая II за обороноспособность своего государства перед лицом «русской опасности» после заключения Константинопольского мирного договора. Причины этой тревоги были известны и за пределами ханского дворца. Так, в июне 1709 г. проживающий в Бахчисарае грек говорил жильцу В. И. Блёклому, прибывшему ко двору хана Девлета Герая II с дипломатической миссией, что «Крым де крепко от вашей стороны страх имеет для того, что де швед в вашею землю ходит, а боев у них промеж себя нет, и так рассуждают, как де помирятца с шведом и с поляки, в то де время будут Крым воевать, и того де велми опасаютца». Громкий резонанс в Крыму вызвала постройка Россией в 1701 г. небольшой крепости Каменный Затон у северных границ ханства, чуть выше Запорожской Сечи (Чертомлыкской) по течению Днепра.

Интерес в набегах

Инициированные и реализованные Москвой и Стамбулом нововведения на границе бросали вызов всему традиционному укладу, комплексу связей и отношений, издавна существовавшим на степном порубежье, и не могли не вызвать активного противодействия со стороны номадов. Поэтому напряженность в южном пограничье сохранялась и набеги крымских подданных на территорию России продолжались, хотя и в меньших масштабах, чем до 1700 г. Многие крымские и ногайские мурзы, не желая терять важный источник своего существования, самовольно организовывали нападения на слабо защищенные поселения в низовьях Дона и в Поволжье, где сталкивались с донскими казаками и калмыками. Нередко татарские загоны достигали Саратова и Астрахани. Летом 1705 г. кубанцы (численность одного из их отрядов доходила до 5000 чел.) совершили серию нападений на Азов и соседние казачьи городки. Азовский воевода С.Б. Ловчиков вел строгий учет нанесенных набегами убытков и регистрировал их в так называемых «обидных книгах», которые регулярно отсылал к русскому послу в Стамбуле П. А. Толстому. Тот активно использовал их в своей дипломатической деятельности – особенно тогда, когда Порта обвиняла Москву в нарушении условий Константинопольского договора.

В продолжении набегов были заинтересованы не только крымские и кубанские элиты, но и отдельные представители ханской власти, например, наместники крымского хана в Кубанской Орде. Неслучайно С. Б. Ловчиков, сообщая 8 июля 1702 г. П. А. Толстому о «воровстве» кубанцев в Поволжье, отмечал, что «потакает им во всем Бахтигирей, салтан кубанской, на воровство их посылает и лошади свои дает». В том же письме азовский воевода констатировал, что китай-кипчаки (ногайское родоплеменное объединение), которые «многое озорничество чинят», «пишут сами, что салтану кубанскому не судимы».

Анализ массовых свидетельств источников показывает, что, несмотря на состояние мира между Россией и Османской империей, полного спокойствия на их границах не было, да и не могло быть. Всего с 1700 по 1710 гг. зарегистрировано не менее тридцати набегов с территории Крымского ханства на российские земли, включая Слободскую Украину, Нижний Дон и Притеречье, но без учета Калмыцкого ханства, Левобережной Украины и Запорожья. Нанесенный этими нападениями демографический и особенно экономический ущерб был значительным. Так, только в ходе набегов на Азов и донские казачьи городки с 1700 по 1709 гг. было убито 44 человека, ранено 49, пленено – 910, а также угнано 4304 лошади и 3501 голова другого скота.

Справедливости ради стоит отметить, что Крымское ханство тоже подвергалось нападениям российских подданных – правда, в гораздо меньших масштабах. Нарушителями мира с российской стороны обычно выступали своевольные запорожцы и калмыки, реже-донские казаки.

Возвращение на престол Девлет Герая II

Взаимная заинтересованность сторон в возвращении назад захваченных людей и похищенного скота стимулировала развитие пограничной дипломатии и работу совместной комиссии в Азове и Ачуеве, на которой разбирались претензии пострадавших. Однако в 1706 г. работа пограничной комиссии зашла в тупик. Российская сторона признала иск ногайцев о возмещении ущерба сфальсифицированным, так как он не содержал конкретных данных о том, когда, где и кем были совершены преступления. На этом основании иск был отклонен, с чем согласился и османский переговорщик, но затем ногайцы потребовали от азовских властей передать им 8000 лошадей, иначе они сами отгонят их по обычаю «баранты». Курировавший комиссию с османской стороны капыджибаши вынужден был признаться российским представителям, что не может провести справедливое расследование и удовлетворить их претензии, так как должен постоять за ногайцев, иначе они взбунтуются, а в его распоряжении нет войск для их усмирения.

Вернувшись в 1708 г. на бахчисарайский престол, Девлет Герай II возобновил свои усилия по втягиванию Османской империи в войну против России. Одновременно он стремился получить в Стамбуле разрешение совершить самостоятельный поход на пограничные российские крепости, якобы угрожающие Крыму, согласуя свои планы с действиями шведского короля Карла XII, обосновавшегося под Бендерами после поражения при Полтаве в 1709 г., и перешедших на его сторону запорожцев. Предпринятая российской дипломатией попытка нейтрализовать хана при помощи подкупа окончилась неудачей: дорогой подарок, привезенный в Бахчисарай В. И. Блёклым, Девлет Герай II не принял.

Авторы: П.Л.Аваков, Д.В.Сень