«Если бы не годы суверенитета, то мы оказались бы в положении где-то между Башкортостаном и Ульяновской областью»

В Гааге все спокойно

Шаймиев в принципе мог позвонить или вызвать по любому поводу. Перед поездкой в Гаагу он спросил:

-    Сколько часов летит самолет до Голландии?
-    Два с половиной.
-    Где садимся?
-    В Роттердаме.
-    Сколько ехать до Гааги?
-    Полчаса.
-    Кстати, во сколько мы прилетим?
-    По среднеевропейскому будем к обеду. Лимузин подгонят к трапу. Гостиница заказана. Форум будет проходить в зале Гаагского трибунала.
-    Хорошо. Пусть заправляют самолет.

Гарвардские ребята, с которыми я был связан по чисто политическим вопросам, предложили провести встречи в Гааге во Дворце Мира за счет фонда Карнеги (этот дворец был их собственностью). Основой для разговора стал Договор между Казанью и Москвой, ставший для многих очень привлекательным и требующий тщательного анализа со стороны международных экспертов. В постсоветском пространстве конфликтами были охвачены несколько регионов, но особенно беспокоила ситуация в Чечне.

Сложности были с чеченцами. Самолет Шаймиева приземлился в Москве с тем, чтобы прихватить представителя боевиков, а его не было. Спецслужбы, естественно, следили за ним, и по дороге в аэропорт тормознули машину в расчете, что мы улетим по расписанию. Мы торопились, каждый час простоя стоил больших денег, но без чеченца значение форума резко снижалось. Мы набрались терпения, дождались его и полетели в Гаагу в полном составе.

Заседания проходили во Дворце Мира в зале Гаагского трибунала. Представители Грузии и Абхазии, Приднестровья, Гагаузии и Молдовы, Чечни и России спорили до хрипоты. За основу взяли опыт Татарстана, но он, к сожалению, не был универсальным.

«Мозговой штурм» в Гааге показал, что принципиальное решение конфликта в Чечне существовало. Мы его назвали принципом отложенного решения. Это означало, что вначале создаются условия для мирной жизни, а после стабилизации ситуации решается вопрос о статусе Чечни.

В Гааге обсуждали и другие конфликты. Абхазо-грузинский конфликт был не сложным, но стороны не хотели слышать друг друга. Вопрос касался статуса абхазов в Грузии, что надо было решать не демократическим большинством, поскольку грузин заведомо было больше, а закреплением прав абхазского меньшинства в самой Абхазии. К тому же все переговоры следовало проводить публично, а Шеварднадзе с Ардзинбой вели кулуарные встречи, что было ошибкой. Когда обнародовали результаты договоренностей, обе стороны были обвинены оппозицией в предательстве: в Грузии заподозрили Шеварднадзе в сдаче позиций, а в Абхазии - Ардзинбу посчитали изменником.

Опыт Татарстана остался уникальным. Сегодня многим кажется естественным мирное развитие республики, но в начале 1990-х гг., по мнению международных экспертов, конфликт был неизбежен.

Мне пришлось несколько раз побывать в Гааге, но сам город я толком не видел - с утра начинали обсуждать конфликты, а вечером уже ничего не было видно. Однажды Шаймиев в середине дня увел меня на улицу, и мы с охраной прошлись вдоль канала, разглядывая город. Я, наконец, увидел Гаагу. Шаймиев безадресно задал вопрос:

-    Интересно, почему в Гааге так чисто? Люди сидят прямо на мостовой?

-    Наверное, народ культурный, не сорит, не плюется.

Шаймиев, если задался вопросом, обязательно найдет ответ. Он не поленился выяснить причину в мэрии города. Оказалось, тот, кто держит в чистоте мостовую и тротуар около дома, освобождается от части местного налога. Поэтому горожане аж шампунем моют тротуар у своего дома. Все очень просто, не хочешь платить налог, содержи территорию у дома в чистоте.

Сделать себе имя!

Трудно переоценить вклад Минтимера Шариповича Шаймиева в современную историю республики. Причем этот вклад не ограничивался 1990-ми годами, решения тех лет имели далеко идущие последствия. Он сумел соединить различные, порой непримиримые политические интересы вокруг одной задачи - процветания республики. То, что казалось в начале пути всего лишь нюансом, непонятным шагом, впоследствии оборачивалось громадным преимуществом. Суметь договориться с федералами, которые не хотели даже слышать о какой-либо самостоятельности регионов, дорогого стоит. Федералы эксплуатировали страх развала России, который поселился в народе после распада СССР, ведь Союз воспринимали, как Большую Россию. Шаймиев сумел убедить, что самостоятельность Татарстана послужит общему благу. Так оно и оказалось.

Не думаю, что сегодня кто-то вспомнит многочисленные награды Шаймиева. Он сделал себе имя. Его биография - это путь республики с 90-х гг. по сей день. При принятии самых важных политических решений мне посчастливилось быть рядом. Порой выполнял ответственные миссии, когда не было ясно, как надо поступить. Тогда он говорил: «Поезжай, сориентируешься на месте». 

Тогда мы были в процессе больших, можно сказать революционных перемен, нам некогда было любоваться успехами, да и конечные итоги появились много позже. Когда в творческий процесс втягиваются большие массы людей, то определить вклад каждого бывает сложно, и в этом нет необходимости. Главное - строились долгосрочные планы, в то время как Москва ориентировалась на сиюминутную выгоду. Пресса поливала нас грязью, но оказалось, далеко не все так думали, как хотели в московском Кремле. Помню, мы с Шаймиевым шли на телестудию для участия в передаче «Акулы пера». Внизу на вешалке пожилая русская женщина обратилась к нему со словами:

-    Когда Вы станете президентом России?!

Она выразила мнение многих россиян …

Если бы не годы суверенитета, то мы оказались бы в положении где - то между Башкортостаном и Ульяновской областью. Дело не в том, что получили поблажки от Москвы, главное было в другом - сами строили внутреннюю и внешнюю политику. Как говорил Черчилль: «Ситуацию мало уметь использовать, ее надо уметь создавать». В годы перестройки мы создавали эту ситуацию.

Перестроечные годы были временем творчества, открытий, инициатив. Сегодня политика ушла в тень, все кинулись зарабатывать деньги, причем в сомнительной интерпретации: «Воруй!», «Кидай лохов!», «Пили бюджетные деньги!». Скучно.