«На съездах Всемирного конгресса татар звучало требование написать правдивую историю татар»

«Хакимов не историк...»

Прошел год, который мне отвели для адаптации. Приближались выборы директора. Я вплотную узнал коллектив, и они меня узнали. Проштудировал основные исторические труды, благо по татарам их было не очень много. Настал день выборов.

Я изложил свою предвыборную программу, кроме меня, главный претендент на должность директора мог быть Дамир Исхаков. Он не стал выдвигаться, но свое мнение высказал, причем в категоричной форме. Он, в принципе, мог говорить, о чем угодно, причем должен непременно сказать свое слово первым, напрочь отвергнув другие мнения. Как я и предполагал, он тут же взял слово:

-    Хакимов не историк.

Наступила напряженная пауза, но я привык пикироваться с неформалами, для меня Исхаков не был конкурентом, хотя был о себе очень высокого мнения и время от времени повторял: «Я дорого стою». Его выслушивали, но денег не давали. Порой намекал на свою связь со спецслужбами, мол, имейте в виду.

Выборы прошли без особых осложнений. Четыре «черных» шара были в мою пользу, ведь они говорили о демократичности выборов. После выборов конфликты могли вспыхнуть с новой силой. По опыту я знал, что для урегулирования конфликта, мелочных разборок нужно было поставить запредельные задачи, тогда мелкие амбиции оказываются неактуальными, и забывается предмет передряг. Такой задачей было написание правдивой истории о татарах. Собственно, ради этого и создавался институт. К тому же на съездах Всемирного конгресса татар звучало требование написать правдивую историю татар. Это требование звучало во многих публичных выступлениях. Социальный заказ надо было реализовывать.

Смена парадигмы

Сотрудники научных учреждений были приучены к советской системе работы по узкой тематике. По ней они писали дипломную работу, будучи студентами, затем продолжали тему в аспирантуре, остепенившись и став кандидатами, потом докторами наук, опять-таки трудились над той же тупиковой темой. Тупиковой, поскольку тема не имела в принципе продолжения, она исчерпывалась монографией, как венцом, трудом всей жизни. Кое-кто таким образом становился академиком. Его многочисленные статьи и монографии подтверждали значимость проделанной работы. Бывало я читал монографии, которые завершали трудную жизнь известного ученого и думал:

- Ты все сделал правильно, ты не обделен вниманием и наградами, но зачем? Твоя тема всего лишь эпизод в нашей тысячелетней истории, она всего лишь миг, который можно опустить без особого ущерба.

В чем же смысл? Прожить в ногу со временем, своим поколением? Возможно, именно так. Впрочем, я не знаю. Когда о ком-то говорят, мол, он опередил свое время, то имеют в виду, что человек продвинулся дальше других.

Я эту губительную школу не проходил, и это было единственное мое преимущество. Недостаток надо было превратить в преимущество. В остальном любой сотрудник мог меня загнать в угол датами и именами исторических персонажей.
Узкая специализация была ахиллесовой пятой абсолютно всех без исключения историков. Они это воспринимали как профессионализм, но сотрудники становились беспомощным при масштабной работе, когда нужны были обобщения, особенно по древней и средневековой истории.

В институте работала весьма разношерстная публика. Костяк состоял из историков, но были и другие специальности, начиная с археологов и кончая литературоведами. Создалось впечатление, что кое-кто даже просто избавлялся от неугодных сотрудников. Перед ними нельзя было опозориться. Я засел за исторические труды, и начал выстраивать алгоритм работы. Первое, что требовалось определиться с периодизацией и соответственно количеством томов по истории татар. Мои наброски указывали на семь относительно самостоятельных периода.

Цифра семь сама по себе хороша. В ней есть определенная магия, однако такой труд был совершенно неподъемным, запредельным, что, конечно, позволяло заглушить мелкие споры, но осилить такую задачу не представлялось возможным, ведь на многие темы просто не было специалистов. Даже по периоду Нового времени были белые пятна, а древнейший период вообще никто не изучал. Единственный ученый, который понимал, о чем речь - это был Сергей Григорьевич Кляшторный.

Советские историки изучали булгарский период, вернее даже город Болгар, где велись раскопки, а также довольно неплохо был освоен советский период, естественно, под углом советской идеологии. Золотая Орда была под запретом, а до Тюркского каганата не добрались - не было указаний, да и с кадрами было негусто.

Традиционная практика работы Академии наук Татарстана заключалась в том, что сотрудники институтов сами писали все книги. Мне же приходилось работать с Гарвардским и Стэндфордским университетами, они никогда не полагались только на собственные силы, а искали специалистов по всему миру, у них был планетарный взгляд на предмет исследования. Первоначально трудно было коллектив Института истории приучить смотреть шире и выйти в большой мир. Помогли Усманов и Кляшторный, у которых были обширные связи.

Впервые о Тюркском каганате я услышал от Кляшторного и практически был в шоке. Он больше двадцати раз побывал в Монголии, изучая древнетюркские памятники, свободно читал тюркскую рунику и был лучшим специалистом в мире в своей сфере. Простой разговор с ним стоил многих лет самостоятельных изысканий. Он работал не только на Востоке, но изучал также архивы Европы. Он был профессионалом того поколения, которое сохранило традиции дореволюционной России: основательность, знание языков и источников, путешествия с целью увидеть памятники собственными глазами. Он стал нашей путеводной звездой.

Как-то подходит один псевдоученый и выговаривает:

-    Что? Не могли найти татарина? 

-    Могли. Но, пожалуйста, назови мне лучшего ученого по древнему периоду, но только лучшего в мире.

Собеседник задумался и произнес:

-    Кляшторный.

-    Что и требовалось доказать.

Источник фото на анонсе: 100tatarstan.100tatarstan.ru